Глава 12 

Отпуск чудесно изменил Загудина, Татьяна Федоровну и Марину. Ге­нерал крепкими загорелыми руками  легко подхватил два кожаных чемодана и выставил их на перрон.

— Здравствуйте, Берестов. Забирайте поклажу, отличный денек, — он посмотрел на белые облака, медленно плывущие по небосводу, и легко сту­пил на асфальт. — Ну, вот и приехали, — подал руку Татьяне Федоровне и дочери. — Давай сумку, Роман Павлович!

При этом обращении Берестов заметил высокого сухощавого седого мужчину в светлом костюме, стоявшего в проеме дверей.  Мужчина дер­жался ровно, не сутулился,  выделялся отменной осанкой и высоко поднятой головой, из чего офицер заключил, что видит перед собой военнослужащего или бывшего военного.

В левой руке  незнакомец, которого Вадим сначала принял за обычного попутчика генеральской семьи, держал спортивную сумку, а правую,  выйдя из вагона, подал адъютанту со словами:

— Егор Михайлович и меня захватил в Москве к себе в гости… Я - ге­нерал-майор  Седов.

— С приездом, товарищ генерал. Старший лейтенант Берестов.

Услышав знакомую фамилию, Берестов понял, кого он видит перед со­бой.  И шагая по перрону, еще раз незаметно оглядел Романа Павловича, удивившись тому, насколько Алексей Седов похож на своего отца.

Приезжие оживленно беседовали, обсуждая удивительно солнечный день, столь не характерный для Ленинграда, с интересом смотрели на шум привокзальной площади, и Вадим сделал вывод, что они уже устали отды­хать и соскучились по Ленинграду.

И только Марина, как показалось, была не слишком весела и с каким-то спокойным равнодушием взирала на реву­щий поток машин, проносившийся мимо Московского вокзала. Темные глаза излучали тихую непонятную грусть, что так было не похоже на нее. Хитрость, часто проявлявшееся в словах и жестах, скрытое превосходство над окружающими, особенно ровесниками, легкие смешинки, чуть заметное высокомерие. Это да. Но грусть! Это совсем не походило на Марину и удивило Берестова, заметившего какую-то непонятную перемену в девушке, но не придавшего этому особого значения. Мало ли что она выдумывает и что воображает – ей по положению разрешается любое настроение. За то короткое время, что адъютант знал младшую дочь генерала, у него сложилось впечатление, что она  может быть только высокомерной и капризной. В чем же причина перемены настроения? Берестов на миг задумался над этим, но потом решил, что незачем ему отвлекаться на разные причины, да и не его это дело.

Загудин что-то говорил, показывая рукой то в сторону Лиговского проспекта, то на продолжение Невского  в сторону Александро-Невской Лавры, то на здание станции метро. Генерал Седов послушно поворачивал голову во все указываемые направления и что-то отвечал, приблизившись к уху собеседника, потому - что  движение мимо вокзала не стихало даже на короткий миг.

Никаких слов Берестов, укладывая чемоданы и сумки вместе с водителем в УАЗ, разобрать не мог, да и не пытался. Он знал, что его начальник прожил в Ленинграде совсем мало времени и удивлялся тому, как много он уже знает об этом удивительном городе, изучить который не хватит и целой человеческой жизни. Загудин держался уверенно и, судя по всему, отвечал на вопросы интересно и увлекательно. Все вещи уже были давно загружены, но два генерала продолжали смотреть на неугомонную жизнь города.

Им всегда находилось, о чем поговорить в редкие встречи. Расстояние от Москвы от Ленинграда каждый из них мог преодолеть не чаще, чем два раза в год, а новостей за время разлук накапливалось столько, что можно было ими делиться беспрерывно. Писем писать не любили, общались по телефону. Но все – ли  скажешь по проводам и увидишь ли ответную реакцию?

 Они познакомились еще очень давно, в далеких дальневосточных краях, когда Загудин был полковником, а Седов – подполковником в должности начальника штаба одной из дивизий на севере Хабаровского края. Встречались на сборах, учениях, подведениях итогов, но не знали тогда и никак не могли предположить, что судьба накрепко свяжет их не только личной дружбой, но и любовью их детей – Ани и Алексея. Военные судьбы бывают совершенно непредсказуемыми. Седов поездил и по острову Сахалин, и по дрожащей земле Камчатки, и по продутым ветрами островам Курильской гряды, но потом через долгие годы был назначен начальником штаба к Загудину в Белохолмск, где они в крепкой спайке вывели армию в число передовых объединений министерства обороны.  Два фронтовика знали, что делать и планировали все в армии так, что предугадывали и заранее исполняли  содержание строгих директив, приходивших из Москвы. Дар Седова, как двигателя военной мысли, был замечен в Генеральном штабе и вскоре он уехал в Москву на повышение. Еще  через год Дальний Восток оставил и Загудин. К этому времени их дети уже закончили институты, Галина стала провизором, Алексей – конструктором ракетной техники, а у двух генералов появился общий внук – Мишутка. Поэтому спектр разговоров колебался в широком диапазоне – от планов Генштаба до дел и планов семейных. Иногда на вопросы Загудина  Роман Павлович шутя, отвечал: « Так ты же тоже сейчас в Генеральном штабе служишь! И сам все знаешь!», намекая на историческое здание Карла Росси. На что Загудин поправлял: «Главного штаба, куда нам до вас!».   

Наконец Егор Михайлович повернулся к жене и дочери со словами:

— А что? Время еще раннее, надо бы Роману Павловичу хоть город показать. А то, как не приедет, то ночь, то дождь со снегом, то времени  нет. А в такую великолепную погоду…  Успеем еще на дачу попасть. Что скажешь?       

Татьяна Федоровна улыбнулась и согласно кивнула, Марина  очнулась от своих мыслей и сказала:

— Тогда поедем на Васильевский, я тот район лучше знаю.

— Решено, поедем по набережной Невы, — и обернулся к Берестову, — а вы,  давайте потихоньку за нами, и не гоните. 

— Есть, товарищ генерал.

Вадим занял место в УАЗе и подождал, пока «Волга» тронется со стоянки, и скомандовал «Вперед!».

Сначала им удавалось держаться в полусотне метров от генеральской машины. «Волга» шла спокойно, как и ездят по городу экскурсионные авто­бусы. Маршрут проходил по знакомым сильнейшей автомобильной нагруз­кой местам и Берестов старался не отставать. Проехали через мост Шмидта на Васильевский, к морскому вокзалу и порту, по набережной мимо универ­ситета, к Петропавловке и Ленфильму.  Затем они попали на улицу Куйбышева и проехали мимо оживленного Финляндского вокзала и устремились в сторону Володарского моста.

 Вскоре машины проехали мимо Пискаревского кладбища и генеральская «Волга» увеличила скорость. На очередном перекрестке перед УАЗом загорелся красный свет, и машина остановилась – дальше торопиться было нечего. Но водитель чувствовал какой-то нервный зуд и нетерпеливо постукивал пальцами по эбониту руля. Дальнейший  маршрут был более чем ясен – никаких монументальных исторических памятников впереди по маршруту не было и прибытие на пять – десять минут позже было вполне закономерным.

Водитель считал по-другому и испытывал непонятное волнение оттого, что отстал от «Волги». Зажегся зеленый свет и машины, взревев двигателями и набирая скорость, помчались по проспекту Тореза в сторону Озерков. УАЗ резко взял с места и не успел Берестов что-то сказать, глядя в стекло на оживленный книжный рынок,  как машина уже перестроилась в третий ряд и натужно гудя, обогнала черную «Волгу», идущую по второму ряду. Затем  еще увеличил скорость и обошел «Жигули» сиреневого цвета.

— Тише! — воскликнул Вадим. — Все равно  мы уже никого не догоним, да и не надо этого делать. Прими-ка, дружок, вправо. Ралли отменяются.

Не успел он это произнести, а водитель выслушать и немного снизить скорость, раздумывая как теперь осуществить обратный маневр и найти место в двух потоках машин, мчащихся справа, как шум двигателя перекрыл громкий голос, доносящийся, на первый взгляд из громкоговорителя.

— Уаз двадцать пять ноль два бэ эс, принять вправо и остановиться.

— Это нам, товарищ старший лейтенант! — испуганно произнес водитель, глядя поочередно во все три зеркала заднего вида. — Только на пойму откуда – ГАИ не видно.

— Слышу, — ответил Берестов, обернувшись назад.

Машина снизила скорость, продолжая движение по третьему ряду, нигде рядом не было видно ни одной милицейской машины.

— Может, они на перекрестке остались… — предположил водитель, начиная успокаиваться.

Но договорить он не успел и закончил свои предположения на полуслове, потому что громкий резкий голос из динамика снова прокричал:

— Я сказал остановиться! Немедленно остановиться, двадцать пять ноль два!

Солдат недоуменно закрутил головой в поисках источника звука, а Берестов скомандовал:

— Давай потихоньку к обочине, сейчас разберемся.

Глядя в зеркала и стекла, адъютант тоже пытался определить, откуда доносятся команды, но узнал это только тогда, когда их УАЗ остановился, а сзади плавно подошла черная «Волга», которую они обогнали несколько минут назад. Оказалось, что она все это время плотно сидела у них сзади. А мощный  громкоговоритель, как понял Берестов, был спрятан под капотом.  

Из машины неторопливо вышел стройный брюнет лет тридцати пяти в черном костюме, пригладил волосы, зачесанные на пробор и, не меняя выражения строгого лица, недовольно заговорил:

— Вы что торопитесь? С какой скоростью вы должны ездить? Почему гонки устраиваете? Куда вы едете?

— Мы едем по службе, извините, если вам помешали, — миролюбиво ответил Берестов. — Не знаю, правда, кто вы...

— Сейчас узнаете! — хмуро ответил брюнет, доставая из нагрудного кармана красное удостоверение с гербом СССР. Он оказался майором с простой запоминающейся фамилией.

Такого поворота Вадим никак не ожидал. Понятно, когда автомобиль останавливает ГАИ или ВАИ. Но при чем здесь Комитет Государственной безопасности? Неужели у них нет других дел? По фильмам и книгам он знал, что мелочами этот Комитет никогда не занимается, да и корочки такие видел впервые.

Вопросы промелькнули в голове у офицера, и предположения вырисовывались самые разные, но самой реальной причиной внезапной остановки оставалась одна – они с  водителем помешали брюнету из КГБ  в каком-то серьезном деле. Но чем? Помешали куда-то успеть?

Берестов почувствовал легкое замешательство, но все же овладел собою, вспомнив, что он тоже занимается не простыми делами и служит не где-то в полигонной команде, а в штабе округа. Эти минуты вынужденной остановки все дальше отдаляли их машину от ушедшей в необозримый автомобильный поток «Волги».

Брюнет с резко выраженным недовольным видом продолжал рассматривать офицера с головы до ног и ожидать реакции, к которой давно уже привык, показывая свою красную книжицу не в первый раз. Он знал, что в таких случаях сыплется горох неразборчивых слов и извинений, люди краснеют, волнуются и начинают плохо владеть своим голосом – заикаются, хрипят и без причины кашляют. Лоб покрывается испариной, руки слегка дрожат, глаза предательски бегают, и все лицо приобретает красно – раковое  страдальческое  и умоляющее выражение. Чекист слегка наклонил голову набок и попытался угадать, что будет говорить офицер с маленькими блестящими танками на погонах.

— Я вам чем-то помешал, товарищ майор? — спросил Берестов к немалому удивлению обитателя черной  машины.

И тот не скрыл своей реакции на этот вопрос.

— Конечно! Иначе я не останавливал бы вас! Вы себя еще и ведете вызывающе, лейтенант!

— Я тоже тороплюсь и выполняю свои служебные обязанности, товарищ майор, еще раз извините, — твердо ответил Берестов, — Может поедем, вы ведь тоже спешите. Да и правила мы не нарушали…

— Нарушали, вы заняли крайний левый ряд.

— Мой начальник разрешает водителю так ездить, не превышая скорости.

— И откуда вы?

— Из штаба округа.

Бесполезный разговор надоел майору, да и стоянка уже достаточно затянулась. Он еще раз внимательно осмотрел офицера, бросил взгляд на часы и махнул рукой.

— Ваше счастье, что я действительно тороплюсь… Черт с вами! Но только впредь не попадайтесь мне на этом шоссе, а тем более с такой ездой. В следующий раз доложу вашему генералу, и получите взбучку.

— А откуда вы знаете? — изумился Берестов.

— Из номеров, вестимо, — хмыкнул майор и ушел к своей «Волге».

Остаток пути ехали молча, размышляя каждый о своем. Водитель радовался тому, что легко отделался, и водительские права останутся при нем. А Берестов думал, что никогда бы раньше не встретился с госбезопасностью, потому, что на танкодромах, в парках боевых машин и в окрестных лесах их не бывает. Но в своих размышлениях он был прав лишь отчасти, так как многого не знал. Проехали Парголово, до дачи оставалось совсем немного и на горизонте показались лесные массивы.

Откуда было Берестову знать, что конечный пункт поездки,  встреченного им майора госбезопасности, именно лес. Но не просто лес, а дача в лесу. И не обычный деревянный дом, а особняк, являющийся историческим памятником, и принадлежавший когда-то князьям Вяземским. А старинный дом полукругом окружал прекрасный высокий сосновый лес и рядом, среди чистого желтого песка, плескалось красивое прозрачное лесное озеро.  Теперь усадьба была дачей Первого секретаря областного комитета КПСС  Григория Борисовича  Романцева. Еще год назад и Смольный – обком партии, и дачу в прекрасном живописном месте, и дом на Каменном острове охраняла милиция. Но потом Григорий Борисович стал кандидатом в Члены Политбюро ЦК КПСС, что очень высоко подняло его статус. И поэтому охранять его теперь стало ведомство, именуемое КГБ. Всегда и везде, в обычных хорошо сшитых костюмах.

 

Приехав на дачу, Берестов с облегчением обнаружил, что их пока не очень и ждали. Все были чем-то заняты и подъехавшая к даче машина, не вызвала большого интереса. И только генерал вышел к калитке, показывая, куда заносить вещи.

Народа заметно прибавилось и все семейство, благодаря хорошей погоде, находилось на улице. Татьяна Федоровна водила Романа Павловича среди фруктовых деревьев, показывая богатый урожай яблок, и тот удовлетворенно кивал головой, молчаливо подтверждая свои знания садовода –   любителя. Марина показывала Мишутке маленькую бронзовую скульптуру всадника на лошади, удивительным образом напоминающую картинку с папирос «Казбек».

Аня с Марьей Фаридовной среди клубов пара,  звеня посудой, колдовали на летней кухне. А рядом,  у мангала, источающем ароматный синий дымок, готовил шашлыки Алексей. Он был настолько увлечен своим занятием, что не сразу заметил Вадима, тихо подошедшего со стороны беседки.

— Вовремя вы приехали, — Алексей перевернул пару шампуров, — значит, поезд не опоздал.

— Да, точно по расписанию, — Вадим пожал протянутую руку, — из столицы все-таки.

— Это замечательно, шашлык почти готов. Я тоже все сделал по расписанию. Надо сказать,  сколько мы не ездим с нашего Ленинградского на здешний Московский, поезд ни разу не опаздывал. Все по времени. — Алексей смахнул слезу от дыма, вырвавшегося из мангала прямо в лицо. — Кстати, Вадим, ты когда-нибудь понаблюдай, как подходит поезд из Москвы. Надо только стоять в таком месте перрона, откуда видны электронные часы. Вот, допустим, «Красная стрела» приходит ровно в восемь утра. И видно, как в семь пятьдесят восемь локомотив медленно подходит к концу пути. Он идет медленно-медленно, еле заметно, вдоль перрона. И машинист, несомненно, знает, что за ним наблюдают сотни глаз – кто-то встречает приезжающих из Москвы, а кто-то просто приходит посмотреть на этот ритуал. Люди глядят то на поезд, то на большие светящиеся  часы. Знаешь, сама по себе эта картина очень интересна, особенно в Ленинграде, здесь совсем другие жители. В столице, в вечной суете вокзала, не так обращают внимание на «Красную стрелу». А здесь видишь живые счастливые глаза, улыбки…  — Он перевернул несколько шампуров,  с наслаждением принюхиваясь к неповторимому аромату, и щурясь как кот,  получивший, в награду, банку сметаны. —    Часы показывают семь пятьдесят девять – локомотив еще идет. И люди продолжают с интересом наблюдать, некоторые, не удержавшись, что-то восторженно объясняют своим соседям по перрону и показывают руками на красный локомотив. И в этот момент, кажется, что замирают газетчики, замедляют свои шаги носильщики, перестают громко призывать покупателей мороженицы. И даже ребенок перестает плакать…  До конца рельсов остаются считанные метры. И вот, часы показывают ровно восемь, и в это время электровоз замирает на месте – он прибыл в точку назначения. Иногда люди даже начинают аплодировать такому мастерству.  Высшая марка, эталон точности!

— Здорово,  посмотрю при случае.  Нельзя не взглянуть, когда так интересно рассказывают.

— Посмотри обязательно. Происходит так же точно, как выстрел пушки в двенадцать часов дня в Петропавловской крепости…  И так же точно как встречаются комические корабли.

Берестов внутренне вздрогнул — последние слова Алексея перекликались с многочисленными вопросами, которые он продумал и собирался задать конструктору при случае, но стеснялся без причины переводить разговор на эту интересную тему.

Космическое направление в науке – одно из самых засекреченных, поэтому задавать какие либо вопросы, даже если знаешь, что человек связан с закрытыми исследованиями, Вадим считал для себя неудобным. Но все же обычный технический интерес взял верх и он не сдержался.

— На Земле проще, локомотив идет по известной колее, и у машиниста нет задачи – что-то искать в бескрайних просторах,— Вадим посмотрел на тлеющие угольки, напоминающие чем-то слабые звездочки и остывающую лаву вулкана.

— Да, там сложнее, — Алексей мотнул подбородком вверх, — я и сам удивляюсь, как математики и баллистики все это высчитывают. А средства наблюдения, связь…  В этот механизм завязаны тысячи профессий, начиная от рабочих на старте и заканчивая матросом океанографического судна… сумасшедший труд.

— Мы с тобой стоим здесь, а в это время, может, космический  корабль запускают.

— Все может быть, Вадим. Я знаю точно, когда будет космический полет нашего «Союза» и американского «Аполлона» – следующим летом. И то, потому, что это совместный проект и его незачем скрывать. А в остальном… Сроки пусков – это ограниченная информация, да и зачем это надо тем, кто напрямую с запуском не связан. У нас и так, кроме пусков, есть другая интересная работа. Смотришь вечером в звездное небо – раньше первые спутники специально запускали по таким орбитам, чтобы они были видны в ночное  время с территории СССР, сейчас орбиты экономичнее – смотришь и знаешь, что где-то в космическом холоде летит корабль, в который вложен твой труд. Даже,  если поверишь, маленькая частица твоей души, навсегда улетевшая в эту черную темноту. И ведь знаю, что назад он уже никогда не вернется, и все равно, абсолютно не жаль…

— Интересная работа.

— У тебя тоже. Мы для армии работаем, вы этот труд охраняете, и каждый, как говорится, занимается своим делом. — Алексей улыбнулся и показал на мангал, — а на время отпуска и это тоже мое любимое дело.

— А как думаешь, есть ли жизнь на других планетах?

— Науке это неизвестно, но Циолковский предполагал, что не только есть, но эта жизнь имеет и разнообразные формы. Недавно мне попался журнал «Техника молодежи» со статьей на эту тему, не помню только за какой год и его номера. Но материал прочел, может быть из – за того, что он сопровождался интересными картинками предполагаемых живых существ с других планет… Необычные осьминоги, многоножки, рыбообразные, чешуйчатые, панцирные, похожие на черепах с большими головами. Короче, фантазия художника разыгралась на уровне увиденного в зоопарке… Но у меня есть свой взгляд на эту проблему. Может, Циолковский и прав со своей идеей многообразия космической жизни. А может,  и нет. Никто  пока не видел космических пришельцев и не вступал с ними в контакт, разве что только сумасшедшие.

— А разные летающие тарелки?

— О! Этому всему есть разные реальные предположения, но гипотезу об инопланетянах высказывают только сенсационные журналисты и люди, далекие от научных законов, или, пытающиеся выглядеть учеными.  Даже северное сияние может породить эффект так называемой «тарелки». Или любой предмет на большой высоте. А еще есть реверсивные следы, остатки не сгоревшего ракетного топлива, шаровые молнии, плазменные образования, выбросы газов из вулканов, в том числе из- под вод океанов, метеоритные пролеты… Да мало ли что, но только не гости с другой планеты.

— Почему ты так считаешь?

— Просто, знаю физику и люблю астрономию, Вадим. Так вот, я считаю, что наша планета – это необычное и своеобразное небесное тело. И другой такой – же, подходящей для жизни, не может быть в досягаемой относительной близости. А посему, поиски в пределах полета, длительностью, допустим,  в пятьдесят лет, абсолютно бесперспективны. А дальше… Не дошли мы пока до такого. Есть еще один непреодолимый фактор – время. Со временем ничего не поделаешь. Им, этим самым временем, которое мы зачастую просто не воспринимаем всерьез и не замечаем рядом с собой,  можно крутить только в романах Герберта Уэллса. — Алексей посмотрел на часы. — Кстати, народ уже заждался шашлыков, надо бы мне поторопиться…

— Алексей! Ты не рассказал о своем взгляде на эту самую космическую жизнь. Наверное, это долго говорить, но все же для меня интересно.

— Знаешь, будет время – расскажу подробно, а пока только коротко, думаю – ты поймешь.

— Да уж постараюсь.

Алексей взял в руки маленькую палочку, взглядом поискал на земле площадку, подходящую для рисования, но ничего похожего на каменистой дорожке и грядках не отыскал, а посему отбросил взятый инструмент к поленнице дров и спросил:

— Ты когда –  нибудь кашу варил?

— Конечно!

— И гречневую, ведь, тоже? Так вот… Когда каша доваривается и из нее уходит последняя вода, ты видишь, как на поверхности в разных местах появляются пузыри. При медленном огне эти пузыри постепенно надуваются от самого маленького до больших размеров. Они растут, но спустя несколько секунд лопаются и без всякого следа исчезают в пучине коричневой массы. Но в это же время в другом углу кастрюли появляется следующий пузырь,  у верхней стенки – чуть поменьше, у нижней – самый большой, и это продолжается бесконечно, пока есть влага… А теперь представь, что все появляющиеся  пузыри – это разумная жизнь, но они  разнесены между собой на огромные расстояния в несколько сотен световых лет. И не только на немыслимые расстояния, но и в огромных промежутках времени. То есть, получается следующая картина. Вселенная на самом деле полна жизни, в самых разных проявлениях. Начиная от микроорганизмов до таких гигантов, которых нам тяжело себе представить. Да и планеты с такой жизнью могут быть еще больше нашего Солнца. Но дело в том, что когда где-то бушует жизнь, то сравнительно близкие соседи этой цивилизации или еще нескоро появятся или находятся на уровне динозавров или уже исчезли по каким то причинам. Вот такая теория.

— Да, жаль, что есть такое «Но», Алексей. Значит, мы никогда не увидим своих соседей и братьев по разуму?

— Кто его знает, это ведь только моя теория. Время покажет, может, и есть. Пока же и на уровне радиосигналов ничего, к сожалению, нет. А возможно, это и к лучшему. Еще неясно как себя такие соседи могут повести.

— Тоже верно, но все одно интересно. Ведь, это одно из направлений в освоении космоса.

— Надо сказать, что чисто теоретическое и бесперспективное, Вадим. А главными остаются чисто военные задачи…

Алексей умолк, в очередной раз вращая шампура, а Вадим обернулся на звуки приближающихся шагов.

Подошедший генерал выглядел хмурым и озадаченным. Он молча кивком головы пригласил Берестова следовать за ним  и, когда они отошли от мангала метров на десять, тихо сказал, невесело, как показалось Вадиму,  улыбнувшись:

— После обеда к нам приедут еще гости, вернее – гость. Но встречать его не надо – он приедет сам. Это бывший одноклассник Марины Геннадий. Когда-то они учились вместе в Белохолмске, а сейчас он живет совсем недалеко – в Калинине. Сегодня приедет, а вот завтра надо бы организовать культурную программу… Вы, Берестов, знаете, где здесь в окрестных лесах есть грибы? 

— Вокруг полигона, товарищ генерал. Завтра – суббота и стрельб не будет. Там есть и белые, и маслята… Ходил там, в  прошлом году

— Вот вам и карты в руки.

В голове  Берестова искрой пролетела мысль о том, что завтра ему придется ходить по лесу с ведром и искать для шефа грибы, по которым тот соскучился после дальневосточной тайги. А еще понял, что снова придется менять свои личные планы, выходной пропадает и они не пойдут семьей, как собирались, гулять пешком вокруг  дач Серово и кормить доверчивых белок в сосновом лесу рядом с родником.

Промелькнула небольшая тревога по поводу того, сумеет ли он отыскать подходящие грибы, которые могут понравиться генералу. Задача вроде и простая, но, сколько придется отшагать, пока не появится достойный результат и ведро не наполнится?

Загудин, будто прочитав мысли адъютанта, остановил эти дальнейшие размышления и направил их в нужное русло.

— Грибы поедут собирать Марина и Геннадий. Возьмете с утра наш УАЗ и будете их проводником. Проедете по тем самым местам, которые вы знаете, и молодежь прогуляется по свежему лесному воздуху. В город ехать они не хотят, а вот окрестные леса – это интересно. Надеюсь, не заблудитесь?

— Будем идти вдоль дороги. А какая форма одежды, товарищ генерал?

— На завтра – грибная. И вот еще что, Берестов. — Загудин потер переносицу, тщательно выбирая подходящие слова, и отчетливо произнес: — И не выпускайте ребят ни на минуту из поля зрения… Чтобы они никуда сами не ушли… А то ведь потом искать придется вместо отдыха. Ладно, думаю, что вы меня поняли. Давайте пока домой, а завтра ждем вашу экспедицию  после обеда с грибами. Сам уже два года не собирал, да ладно… До свидания, Берестов.

 

Вадим покинул дачу, снова обдумывая  по пути завтрашнюю поездку. Он не знал, да и не мог знать о том разговоре, который состоялся на даче Загудиных перед тем, как он получил задачу от генерала.

Телефонный звонок из Калинина от Геннадия оказался совсем некстати и Марина, услышав голос школьного товарища, оказалась совсем растерянной. Да, они учились с  Геной в далеком Белохолмске несколько лет и вместе играли в одном дворе,  делились решениями трудных задачек, и сейчас, хотя не виделись уже давно, переписывались. Она вспомнила, что Геннадий давно собирался приехать сюда – в Ленинград, где-то возле Колпино жила его тетка по матери. Но школа осталась далеко позади, как и те детские отношения, что никогда не воспринимаются всерьез. Обычная школьная дружба, которая может или медленно затухнуть на фоне редкой ностальгии, или перерасти во что-то серьезное и долгое. Случается по-разному, нередки и браки среди одноклассников, и крепкие товарищеские отношения…

Но для Марины знакомый радостный возбужденный голос Генки–Гренки – Геннадия Гренкина стал вдруг  причиной нахлынувшего уныния и непонятно откуда пришедшего плохого настроения. Незаметно для самой себя она часто вспоминала Николая и ждала от него звонка. Может, поэтому и не отходила далеко от  дорожки у раскрытого окна дачи, рядом с которым стоял рабочий стол. Она даже хотела размотать шнур и вынести телефон под яблоню, как это делал отец, находясь в саду, но не захотела услышать лишние вопросы. Николай знал, когда они будут на даче, и мог ей позвонить, как обещал в санатории.

Звонок раздался внезапно, Марина быстро взбежала по лестнице в комнату и схватила трубку – звонил Гена. И впервые в жизни она почувствовала, что ей не о чем с ним говорить, и все слова, все маленькие рассказики о разных мелочах, которые она хранила в памяти,  предназначены  совсем для другого человека.

Опустив трубку на рычаг,  Марина без всякого выражения рассказала о госте родителям и они сразу поняли, что к ним приезжает не тот человек, которого ждет их дочь. Татьяна Федоровна, зная  характер младшей Загудиной, попросила ее не портить молодому человеку настроения, который, как она была убеждена, ни на что кроме дружбы не претендует, а друзьями пренебрегать нельзя…

Как ни надеялся Берестов выехать пораньше, и УАЗ приехал из Ленинграда по его заявке в семь утра, а выехать раньше девяти все равно не получилось. Два часа адъютант ходил вокруг сада, от одной калитки к другой, наблюдая, как стремительно нарастает поток машин на шоссе  и быстро испаряются маленькие хрустальные капельки росы на душистой траве и полевых цветах.

Еще через сорок минут они проехали шлагбаум оцепления, и полевая дорога запетляла среди осин, берез и сосен. Берестов осматривался по сторонам, решая, где лучше остановиться, а его молчаливые спутники на заднем сиденье безразлично созерцали окружающий их лес. Наконец, несколько солнечных полянок с маленькими березками привлекли внимание офицера, и машина остановилась.

Наступил тот момент, который Берестову нравился, как уже достаточно опытному грибнику. И место подходит для роста грибов, и солнышка достаточно, и влаги, и трава невысокая, и запах особенный, и красиво. Вот выбранное место, издалека выглядит очень заманчиво и надежно, и пока никому неизвестно, что там находится – у корней берез, на мшистых бугорках, под маленькими елочками и кустиками, возле пеньков. Миг неизвестности, потом несколько десятков шагов, еще один круг вокруг полянки и сразу становится ясно – куда грибник попал: на грибную жилу или старую истоптанную грибницу, дающую грибы не каждый год.

Выбранное место подарило немного подосиновиков к радости Марины и Гены, но Берестов понимал, что это не все, на что способны эти места, исхоженные многими кроссовками. Потом переехали дальше, ближе к трассе танкодрома, сделали еще не одну остановку, и из ведер, действительно, стали видны разные грибы.

Шагая по лесу, Вадим внезапно вспомнил  то время, когда собирал грибы в Якутии, будучи в гостях у дяди Вани в последний отпуск перед выпуском из военного училища. Суровые места вокруг поселка Ольчан были богаты и подножным кормом,  и чистыми речушками с серебристым хариусом, и разбросанными в округе золотыми приисками. В том августе они с дядей Ваней – водителем объездили на ЗИЛе Юбилейный, Маршальский, Панфиловский, Советский… И часто, останавливаясь на берегу рек, собирали дары природы. Да и из поселка Вадим часто уходил в лес за несколько километров. Ему запомнилось выражение, не единожды слышанное в Ольчане – «Пойдем, грибов соберем!». В западной части России  говорили по-иному: «Иду грибы искать» или «Ходил за грибами, да ничего не нашел!». Здесь же, в краю вечной мерзлоты, сам будущий результат сбора грибов не ставился под сомнение – они всегда были до конца августа, пока не ударяли первые заморозки, и вершины сопок не порошились слабым снежком. И, если уж решили на ужин поджарить грибов, значит таким меню и будет…

— Вот еще один!— раздался радостный крик Геннадия.

— И у меня подберезовик! — откликнулась Марина от стройной высокой осины.

Вадим пошел туда, где среди деревьев ярким  пятнами, выделялись куртки ребят, и тоже нашел  по пути два подосиновика, похожие на бочонки лото.

Они тщательно просмотрели  крайние деревца и кусты у широкой поляны, освещенной солнечными бликами и, довольные собранными грибами, наскоро перекусив,  решили, наконец, возвращаться на дачу.