Дворцовая, 10                     

               роман

                Глава 16 

После ноябрьского парада  Первый секретарь Романцев похвалил Командующего за отличную подготовку войск, а тот в свою очередь объявил благодарность Загудину, который и спустя еще неделю вспоминал и повторял слова доклада на Дворцовой площади. До того серьезным было это мероприятие в его военной судьбе.

Но почивать на лаврах и даже чуть-чуть расслабиться не пришлось: вместе с заслуженной благодарностью Командующий открыл свои записи с длинным перечнем мероприятий подготовки войск и в течение часа, как опытный военачальник, воспитанный Генеральным штабом, поставил задачи на полгода вперед.

Что может сказать офицер или генерал, получивший приказ? Только «Есть!», а уже после этого короткого слова принимаются решения, проворачивающие все многочисленные шестерни военного механизма, массы людей и техники приводятся в движение, и выполняет поставленные задачи. Но, если что-то не движется, оно ржавеет, и неподвижный армейский механизм приводит к неизбежному поражению.

Этого может не понимать нерадивый солдат, который просит на ночных занятиях за него отстрелять или отводить; может недомыслить повар, бросающий в котел две банки тушенки вместо десяти; может не соображать механик-водитель, специально рвущий рывком последний трос, чтобы не тащить за собой сломанную машину; может не хотеть знать матрос - самовольщик, провожающий взглядом ушедший по тревоге корабль... Но не на них армия держится и никогда такой балласт защитниками не назовет.

Для начала Загудин пошел в секретную часть и попросил у Семена Матвеевича две тетради, потом последующие два дня просидел в оперативном управлении, еще два - в управлении боевой подготовки, а в субботу решал еще и внеплановую задачу - писал статью для «Красной Звезды».

На следующей неделе рано утром генерал ехал по привычному маршруту. От Смольного «Волга» выехала на набережную Невы, и здесь Загудин заметил, что ветер существенным образом усилился, волны с силой бились о гранит набережной и временами вода с белыми барашками выплескивалась на проезжую часть. Приехав на Дворцовую, Загудин узнал, что он назначен Председателем чрезвычайной комиссии по борьбе с наводнениями; в кабинете и в приемной появились дополнительные телефонные аппараты и радиостанция с радистом.

Наступило несколько тревожных дней, когда темные тучи неслись, гонимые ветром, над городом, а уровень воды все продолжал подниматься выше ординара, и тысячи спасателей гражданской обороны были готовы к самым решительным действиям. Городское радио в каждой сводке новостей  сообщало неутешительные цифры - спокойный голос диктора просто провозглашал: «Уровень воды в Неве составляет два метра пять сантиметров выше ординара». Загудин и сам съездил к этому ординару и под мелким дождем посмотрел на высокую воду, скрывающую на глазах очередную десятисантиметровую отметку. Ветер с силой срывал последние листочки и бросал их в лужи; пролеты мостов так низко опустились над водой, что казалось - скоро волны будут плескаться об ажурные металлические решетки. На Васильевском острове стали затапливаться подвалы домов.

Но город спокойно реагировал на очередной разгул стихии. Три - четыре наводнения, случающиеся в Ленинграде ежегодно, уже научил спасательные службы многому, и на каждую цифру ординара следовали адекватные, выверенные годами, меры.

Через неделю связисты отключили дополнительные телефоны, работающие со штабом по чрезвычайным ситуациям - до следующего сюрприза невских вод. С уходящей водой, сквозь поредевшие облака мелькнуло солнце и ненадолго согрело последними теплыми лучами серый гранитный город, подарив надежду на хорошую погоду.

В этот, в меру ясный день, Загудина пригласили на заседание ленинградского городского совета народных депутатов. Сфера общественной деятельности предполагала, что в органах власти должны находиться не только представители рабочих, крестьян, интеллигенции, но и представители министерств и ведомств. Министерство обороны было широко представлено депутатами разных уровней, в зависимости от их воинских должностей.

Загудину по статусу полагалось быть депутатом городского совета, и он им был благополучно избран. Члена Военного Совета генерал - лейтенанта Бобкова избрали депутатом Верховного Совета РСФСР, Начальника штаба округа генерал - лейтенанта Викторова - депутатом областного совета. Командующий представлял Ленинградский округ в Верховном Совете СССР.

В партийных структурах каждый из военачальников также занимал свое определенное место в зависимости от ранга. Командующий был избран членом бюро областного комитета КПСС, Бобков - членом бюро городского комитета партии, Викторов и Загудин - членами бюро районных комитетов КПСС.

В свою очередь, в военную структуру округа входил только один человек, которого лишь условно можно было назвать гражданским - Первый секретарь Ленинградского областного комитета партии. И должность в этой структуре он занимал немаленькую, являясь Членом Военного Совета округа.

На заседании городского совета вспомнили о наводнении, и о военных, к которым в Ленинграде особо теплое отношение. Загудин на короткое время снова почувствовал себя именинником и даже позволил себе улыбнуться, но через мгновение снова стал сосредоточенным и серьезным, вспомнив, что ему предстоит на следующий день. И вечером перед отъездом вызвал к себе адъютанта.

— Завтра «Волгу» ко мне в шесть часов, сами на «УАЗе» подъедете к гостинице в семь часов. Гостевую «Чайку» к семи тридцати - на Московский вокзал. Вам все понятно?

— Так точно, товарищ генерал.

— Я смотрю, вы ничего не записываете.

— Я запомню.

— Хорошо, Берестов, – уже мягче произнес генерал. – Завтра мы встречаем Начальника генерального штаба.

Часы в кабинете отбили семь ударов, и Загудин уехал домой.

На самом деле Берестов записывал все указания, для этого у него имелось три блокнота, один из которых был постоянно при нем. И как только он оставался один, тотчас же делал короткие записи, особенно тщательно выписывая цифры. Любую неясную запись уже не переспросишь.

Как только за генералом закрылась дверь, адъютант набрал телефон диспетчерской гаража и в трубке раздался голос знакомого человека, которого, впрочем, Берестов еще ни разу не видел.

— Вера Емельяновна, здравствуйте.

— Да, слушаю, Вадим Александрович, — голос звучал спокойно, в трубке раздался шелест журнальных листов.

Берестов продиктовал заявки, сверили время и адреса, разговор заканчивался, но в это время диспетчер сказала:

— Знаете, три ноля шесть еще не пришла, и бывает, что Суздальцев возвращается в двенадцать ночи. А он привык выезжать в восемь, — в голосе послышались тревожные нотки, и Берестов почувствовал вырисовывающуюся проблему.

Он понимал опасения диспетчера - не пропустить машину, вовремя предупредить водителя. Почувствовал и диспетчера, и себя в роли стрелочников. И хотя по заведенному порядку водитель сам по прибытию обязан прийти с путевым листом на второй этаж диспетчерской, мало ли что может получиться.

К этому времени Петя Черняев, получив заслуженное воинское звание «младший сержант», уже уволился и уехал в свой родной Новгород, а вместо него водителем стал прапорщик Суздальцев, румяный брюнет лет сорока. Откуда он пришел в автороту Берестов не знал, и кто его поставил к рулю именно этой «Волги» тоже. Но знал одно: Загудин хотел видеть водителем солдата срочной службы с годовым стажем. И пусть он менее опытен, чем прапорщик, зато круглые сутки готов к выезду. А Суздальцев жил где-то в коммуналке, без телефона, в районе проспекта Тореза, и вызвать его можно было только через соседей по лестничной площадке. Машину он водил классно - всю свою службу за рулем, - но каждый день напоминал генералу, что всю жизнь стоит в очереди на квартиру, у него двое детей и больная жена.

Вместо сочувствия, Загудин испытывал глухое раздражение  и потерю настроя на работу на добрых первых два часа. По утрам он быстро проходил в приемную, на ходу пожимал руку адъютанту и, сбросив шинель, нажимал на кнопку звонка. Входящий Берестов получал распоряжение соединить генерала с комендантом штаба, и чуть позже, даже через закрытые двойные двери звучал громкий голос Загудина, требовавший заменить ему водителя и объяснявшего, что у него нет в кармане квартир.

В тот вечер, накануне приезда Куликова, Берестов задержался в штабе всего на час: позвонила Вера Емельяновна и радостно сообщила, что Суздальцев оповещен о раннем выезде. Теперь можно было добираться до Серово, чтобы рано утром - снова по темноте, добираться к Московскому вокзалу.

На Садовой Куликову подготовили на выбор два люкса - левый и правый, но в гостиницу он попал нескоро. Целый день Начальник Генерального штаба проработал в штабе округа, избрав для этого резервный кабинет возле зала Военного Совета. Сюда до самого вечера, словно ходоки, шли офицеры оперативного управления, связисты, разведчики, мобилизаторы, химики, офицеры управления боевой подготовки... Несли толстые папки, карты, схемы. Тихий доселе отсек Командующего превратился в оживленный гудящий коридор, где сосредоточенно сновали десятки озабоченных офицеров и генералов, красных от волнения и вытирающих мокрые лбы клетчатыми платками.

После обеда в это движение влились свежие силы: приехали командиры дивизий, дислоцированных в Ленинградской области, начальники академий и военных училищ, представители военно-морской базы. У кабинета Куликова выставили дополнительный пост и два солдата из роты почетного караула зорко следили, чтобы никто не заблудился, и не забрел к картам с оперативной обстановкой.

В восемь часов вечера огни штаба еще горели, и эта яркая непривычная иллюминация заставляла оглядываться ленинградцев, торопливо шагающих по домам и не привыкших к такой картине в это время суток.  И только в девять вечера гостевая «Чайка» остановилась у подъезда гостиницы, раскрылись двери, и Куликов в распахнутой шинели вошел в фойе, где его целый день ждала группа обслуживающего персонала, выстроившегося в ряд.

Загудин, приехавший с Начальником  Генерального штаба, спросил, где тот желает остановиться. Куликов посмотрел на своего адъютанта - полковника и спросил:

— Ты где вещи оставил?

— В правом люксе.

— Вот туда и пойдем, — он подошел к чучелу бурого медведя, с незапамятных времен стоявшему здесь, и потрепал его за ухо. – Ну, привет! — и устало стал подниматься на второй этаж.

После ужина, на который приехал и Командующий Груздев, закончившегося часам к одиннадцати, Загудин вышел в фойе второго этажа и нашел своего адъютанта. Берестов сидел в кресле и смотрел по телевизору ленинградские новости, рядом никого не было. Генерал несколько минут послушал сообщения о спортивных баталиях и об очередной неудаче «Зенита», неопределенно хмыкнул и покачал головой.

К этой футбольной команде у него было совсем непатриотическое отношение. Куда лучше он относился к ЦСКА и к киевскому «Динамо». А по поводу «Зенита» считал, что с ним слишком нежно нянчатся и носятся, как с дорогим подарком, хотя команда этого и не заслуживает. В высшей лиге всегда раньше было пятнадцать команд и по заведенным правилам команду, занявшую последнее место, выбрасывали из высшей лиги в первую группу. А вместо нее сюда входили команда, занявшая первое место в первой группе. Это было справедливо и являлось отличным стимулом для развития футбола. Борьба за попадание в высшую лигу была открытой и честной. Но настал момент, когда на чемпионате СССР по футболу «Зенит» умудрился занять последнее место, и команде полагалось указать на дверь. Но в ситуацию вмешались партийные работники и посыпались разговоры об устаревших правилах, о городе -  герое и его славе. Закончилось тем, что решили в высшей лиге держать не пятнадцать, а шестнадцать команд и «Зенит» не вылетел. В следующем году на чемпионате страны команда все-таки выцарапалась с последнего места, но продолжала играть на грани фола, вызывая нервные срывы у своих болельщиков.

О погоде Загудин слушать не стал, а обратился к адъютанту:

— Вам, берестов, придется ночевать здесь. Слушайте задачу. Находиться постоянно возле правого люкса, никуда не отлучаясь. Если вдруг случится, что Начальник Генерального штаба ночью выйдет на пешую прогулку, немедленно звонить оперативному дежурному штаба округа, и не спать. И еще: спросит порученец - что здесь делаете? - скажете, что дополнительная охрана.

— Есть, товарищ генерал!

Ответил Берестов бодро, но внутри почувствовал себя прескверно, и в первую очередь из-за того, что надо было как-то предупредить жену. Через двадцать минут он дозвонился через три коммутатора дальней связи до дежурного по танковому полку и попросил отправить посыльного на улицу Ларина с сообщением жене о том, что надолго задерживается.

— Только, не стучите громко, дочь разбудите, — предупредил он в конце разговора.

А Загудин в это время уже был дома и доставал из шкафа в прихожей тревожный чемодан. Раскрыл его прямо у дверей и придирчиво перебрал все содержимое.

Вышла Татьяна Федоровна и  несколько минут молчаливо наблюдала за этими сборами, потом спросила:

— Что-то серьезное, Егор?

— Нет, не волнуйся... Генерал армии Куликов еще остался здесь, все может быть... Мне никто не звонил?

— Тебе нет. Аня звонила из Москвы.

— Как у них?

— Алексея послали в командировку.

— Значит, ждем очередного сообщения ТАСС, и все будет ясно.

— Пожалуй, — кивнула Татьяна Федоровна. – Они же об этом по телефону не говорят.

— Ну, ладно, пойду, почитаю.

Загудин сел в кресло к журнальному столику, взял наугад одну из газет и краем глаза посмотрел на молчавший телефон. Развернул газетные листы, пробежал несколько заголовков, положил газету на колени и посмотрел на часы, медленно двигающие стрелки все ближе к ночным новостям.

Генерал снова вспомнил - все самое главное он постоянно держал в памяти, сколь бы направлений не требовалось охватить, - рассказ полковника Сивакова о приезде Начальника Генерального штаба два года назад.       

Тот приезд пришелся на лето и Куликов приехал «по гражданке» - в летнем сером костюме. Привез с собой адъютанта, пару чемоданов, остановился так же в правом люксе и попросил всего-навсего: гостевую «Чайку» - посмотреть город, билеты в театр оперы и балета имени Кирова на вечер. Днем генерал армии посмотрел фонтаны Петродворца и Эрмитаж, а вечером - балет «Спартак». О его дальнейших планах никто ничего не знал, командование округа привыкло к сотням таких визитов в город-музей. Приехал генерал на выходные или в отпуск, посмотрит город и уедет.

Белая ночь легким покровом сумерек коснулась города, начались разводки ленинградских мостов, вдоль набережных потянулись сухогрузы, танкеры и углевозы с гулом дизелей и короткими гудками - приветами. И в это прекрасное время наступившего уже понедельника, когда летают фантазии снов и новая, рожденная берегами древней Ладоги, алая заря медленно разрастается над куполами, на набережную пришли два военных. Несколько минут они постояли у памятника Суворову, глядя на поднятые пролеты Кировского моста, потом ушли по улице Халтурина в сторону Дворцовой площади.

Когда Начальник Генерального штаба появился в полной форме в штабе округа, оперативный дежурный очень удивился. Еще больший шок он испытал, когда адъютант Куликова достал из портфеля пакет с сургучными печатями. На маленьком листочке был приказ о подъеме штаба округа по тревоге.

Завертелось колесо сигналов оповещения, во все концы города помчались машины - пока, к сожалению, только до разведенных мостов. Оперативный дежурный полковник Голик был тертым калачом, старался действовать спокойно, многое повидал, но не смог скрыть удивления, когда в штабе появились еще и десять полковников Генерального штаба. Они сразу взяли все действия штаба округа на контроль и исписали не один блокнот.  

Разбор состоялся, и был он долгим, поучительным и утомительным. Звучали разные фразы: от самой безобидной «Забыли двадцать второе июня!» до жестких и нелицеприятных. Снимать никого не стали, но позорили долго и основательно, до дрожи в коленях у боевых генералов.

На этот раз ночь прошла спокойно, днем Куликов побывал в академиях города и вечером уехал. Утром Берестов доложил о своем дежурстве Загудину и был отпущен домой отдыхать, а, когда на следующий день прибыл в штаб, Чекан спросил:

— Ты где вчера был, Вадим?

— На Садовой ночевал.

— Охранял, наверное? — засмеялся Валера.

— Откуда ты знаешь?

— Да кто же этого не знает! Этой нахлобучки на десять лет вперед еще хватит. Ну, и как Куликов?

— Да, все нормально.

— А с медведем не обнимался?

— Нет, только за ухо потрепал.

— А раньше обнимался. Как его адъютант, не командовал тобой?

— Нет.

— Хорошо. Он как-то пытался мне приказывать в прошлый приезд, послал его и все дела. Он такой же адъютант, как и мы, несмотря на то, что полковник.

— Может, не надо.

— Надо, Вадим! Знаешь, сколько сюда таких ездит! Ладно, заходи как нибудь в гости. 

Когда часы пробили один раз, Загудин поднялся из-за стола и вышел в приемную.

— Я на обед

— Ясно, товарищ генерал.

Командующий был на месте и поэтому сегодня обедал в генеральском зале. В отличие от прежнего Командующего Шарова, обедавшего у себя в комнате отдыха, откуда раздавался веселый смех Софьи Олеговны - старшей официантки, генерал - полковник Груздев предпочитал коллективный обед. Поэтому, зная, что Командующий в штабе, на тринадцать часов в зал собирались все генералы, бывшие в это время на Дворцовой.

Здесь командовала Елизавета Фоминична, прекрасно зная все предпочтения своих посетителей. Впрочем, она не задерживалась в зале ни одной лишней секунды и тотчас уходила, если была не нужна, в свой небольшой отсек. На зов откликалась сразу, выполняя все быстро и сноровисто.

Обед с Командующим превращался в небольшой совет, где решались второстепенные вопросы деятельности штаба. Короткими репликами утверждались или отвергались какие-то решения, не требующие большой умственной нагрузки, но не решаемые  без такого короткого согласования с Командующим. Груздев понимал, насколько важны такие неофициальные встречи, укорачивающие долгие ожидания в приемной, и поэтому обед проходил в течение сорока - пятидесяти минут.

   В этот обед Загудин, сидевший всегда по правую руку от Командующего, в перерыве между блюдами успел рассказать об установлении хороших рабочих отношений с генералом армии Куликовым и предварительной оценке документов оперативного управления штаба округа. Груздев сдержанно поблагодарил и сообщил новость, прибавляющую работы Загудину на три месяца вперед: на базе Ленинградского военного округа проводится  зимняя спартакиада дружественных армий Варшавского Договора.

— Подробнее поговорим часов в шестнадцать, Егор Михайлович, а пока соберите свой спортивный совет и подготовьте предварительные предложения, — Груздев попросил стакан чая с лимоном и зазвенел серебряной ложечкой.

— Ясно, товарищ Командующий. Но у округа нет опыта проведения соревнований такого уровня.

— Да, пока нет. Но не отдавать же спартакиаду Дальневосточному или Сибирскому округам? Далеко и нецелесообразно.

— Если нам доверяют, то проведем.

— Конечно, — Командующий взял салфетку и задумчиво сложил ее несколько раз. – Посмотрите Кавголово, Дворец спорта «Юбилейный», и уверенности станет еще больше.

— Понятно.

— Кстати, возьмите с собой на совещание Гучкова. Хочу послушать об успехах его армейцев, — Командующий поднялся и медленно пошел по ковровой дорожке к выходу.

Можно ли испугать настоящего солдата какой либо армейской работой, если любая эта работа, даже самая незнакомая, всегда по душе? И уже по пути из столовой в кабинет генерал выстраивал общий план, оттесняя на обочины другие дела. Загудин с неистовым вдохновением набросился на новый неизведанный участок, вгрызаясь в дебри теории неоткрытых путей достижения успеха, где его ожидали интересные встречи и дела.

Но перед тем как генерал Загудин вплотную занялся спартакиадой, состоялся очередной Военный Совет в узком составе, где присутствовало не более тридцати офицеров и генералов. Кадровые вопросы и план боевой подготовки на следующий год. Короткие названия с мощным и объемным внутренним содержанием.

Не на каждый Военный Совет приезжал Первый секретарь Областного комитета партии, но на этот приехал. Черный блестящий бронированный «ЗИЛ» медленно подошел к третьему подъезду, задняя правая дверь распахнулась, и генерал Загудин подошел с рапортом. Но Романцев быстро шагнул вплотную, с улыбкой пожал руку и вошел в двери. На несколько секунд остановился у Боевого Знамени Ленинградского военного округа, опустив руки по швам, и по мраморной лестнице поднялся на один пролет.

По всему было видно, что Романцев обладает хорошей памятью, потому что он, не задерживаясь, повернул направо и уверенно, как у себя в Смольном, проследовал точно к кабинету Командующего. В это время в приемной находилось человек пять генералов, все еще надеявшихся попасть к Груздеву до начала Военного Совета. Григорий Борисович прямо от порога приемной подошел к столу, пожал руки Золотову и Берестову, остальным посетителям и также стремительно скрылся за дверью кабинета - присутствующие поняли, что время приема закончилось.

Военный Совет проходил долго, общие вопросы разделились на множество ручейков, и каждый из них имел право на существование.   

Командующий делал доклад по кадровым вопросам, и Романцев сделал несколько записей в своем блокноте. Первый секретарь внимательно слушал основные  тезисы, знакомые и незнакомые фамилии, штрихи успехов и проблем. Во внимательной тишине никто не знал, почему Романцев приехал именно на этот Военный Совет, что привлекло его внимание в незатейливой повестке дня, чего он ждет от доклада Командующего.

О том, чего же ждет Романцев, догадывался только Груздев, но он так и не назвал ту фамилию, которую от него ждал гость из Смольного. Первый секретарь обкома обладал громадным потоком информации, в папке у него лежали несколько листков, с которыми он собирался выступить в прениях. И половина всего выступления была посвящена только одному человеку, который должен был упасть с небес на землю.

Но Командующий в зале Военного Совета не сказал то, что ожидал Первый секретарь, поэтому Григорий Васильевич папку даже не открыл, подготовленные листы не стали достоянием Военного Совета. Романцев просто выступил с короткой напутственной речью к армии и после своего выступления сразу уехал. Может быть, он был даже рад, что ему не пришлось выступать в такой роли по отношению к одному из генералов, сидевшему в зале.  

После перерыва, за длинным столом под зеленым сукном остались только генералы и лишь один полковник - Секретарь Военного Совета Сиваков, безучастно стенографирующий материалы Совета. Сначала стало жарко одному из командиров дивизий, потом начальнику учебного центра, начальнику военного училища. Поднялись по очереди еще несколько человек. Наконец взгляд Командующего остановился на худощавой фигуре с лысой головой и красными ушами в дальнем конце стола.

— Генерал - майор Долгов!

— Я, — генерал поднялся и выжидающе замер, сжав в правой ладони карандаш.

— Вы, оказывается, Иван Николаевич, кроме боевой подготовки, еще и хобби, как теперь говорят, имеете.

Заместитель начальника управления боевой подготовки повернулся к Командующему.

— Хорошее хобби, — продолжил Груздев, и было непонятно: будет ли он и дальше хвалить, и о каком «хобби» вообще говорит.

— Расскажите, Иван Николаевич, о том, как вы кино помогали снимать, — Командующий слегка улыбнулся и обстановка немного разрядилась.

Но в то же время присутствующие знали, что Груздев не любит просто так говорить ни о чем, значит, дело вовсе  не в кино.

— Это вы были консультантом кинофильма «Атака»? — резко спросил Командующий...

Ничего, впрочем, странного в этом вопросе не было. Ленфильм снимал много интересных художественных фильмов, и половина из них посвящалась людям в погонах: фронтовикам, современным офицерам, морякам, летчикам балтийского неба, милиции... Совсем недавно здесь, на площади снимали эпизод из нового фильма «Рожденная революцией», и черная «Эмка» больше часа подъезжала и отъезжала, а два актера в шинелях старого образца входили в подъезд и выходили из него.

Загудин тогда успел пообедать и, вернувшись в кабинет, увидел, к своему удивлению, на площади ту же самую «Эмку», катающуюся по другую сторону от Триумфальной арки. «Нелегкое дело - снимать фильм», — подумал он в те минуты. И, задержавшись у окна, вспомнил, как в июне режиссер Ершов пригласил его посмотреть на съемки фильма «Подвиг Ленинграда». Посмотреть и оценить увиденное глазами фронтовика. У Ершова было много материала, ленты магнитофонных записей с воспоминаниями, бесценные музейные экспонаты, прочитанные книги свидетелей блокадных дней. Но взгляд фронтовика - героя был для него очень важен.    

На один день Загудин оказался в поле под Кузьмолово, где снимался эпизод боя. Снимаемый сюжет занимал всего несколько листочков. На зеленом поле залегла наша пехота, и на них ползут фашистские танки. На подмогу с примкнутыми к винтовкам штыками спешат матросы - балтийцы. Ворошилов произносит перед матросами короткую зажигательную речь и впереди них бросается в атаку. Поднимается пехота, в небе появляются краснозвездные самолеты, продолжается тяжелый бой, фашисты отступают.

Генерал тогда многое подсказал Ершову. Он приехал сюда «по гражданке», чтобы не привлекать лишнего внимания и не смущать участников съемок. Вот здесь-то он и увидел, насколько сложно организовать взаимодействие в таком вот, с виду потешном, киношном бою. И как много надо сделать до команды «Мотор!».

Солдат в массовке играли курсанты учебной дивизии, они же были и «фашистами» с настоящими «шмайсcерами», взятыми на время из склада арсенала Ленинградского округа. Матросы были настоящими моряками - балтийцами. Команда «Внимание» до всей этой массы военных доходила медленно: курсанты расползались по всему полю в поисках земляники; моряки уходили из цепи по своим делам; «фашисты» снимали каски, под которыми были пилотки со звездочками; к немецкому танку подъезжал мотоцикл из села; где-то в небе показывался реверсивный след реактивного самолета.

Но, кроме расползающейся пехоты, были еще и спортивные самолеты, которые должны были вылететь с аэродрома ДОСААФ и прилететь к полю тогда, когда Ворошилов заканчивает речь и ведет всех за собой в атаку. И взрывы, и танки, и орудийные залпы были расписаны Ершовым по секундам, он терпеливо и настойчиво выполнял свою работу.

Позже Загудин узнал, что эпизод, на съемках которого он присутствовал и который занимает в фильме шесть минут, снимался под Кузьмолово всю неделю. Теперь, имея такой опыт на съемках «Ленфильма», генерал Загудин смотрел на экран другими глазами и, просматривая очередную киноленту в кинотеатре или у телевизора, невольно оценивал, сколько же труда может уходить на тот или иной эпизод.

... Так вот, военные эпопеи снимались, а консультировали их военные люди, и, конечно же, не маленького ранга. Поэтому, никого и не удивило, что Долгов консультировал какой-то фильм. Удивило присутствующих только повышенное внимание к этому факту, и генералы повернулись к Долгову, ожидая его ответа.

— Так точно, консультировал я, товарищ Командующий.

Груздев медленно двинулся вокруг длинного стола. Блики от хрустальной люстры и светильников на стенах бросали еле заметные овалы на зеленое сукно, на портреты Брежнева и Подгорного. За окном уже было достаточно темно, на Дворцовой зажглись фонари, но здесь был свой мир, своя обстановка, и только трамвайные звонки, доносившиеся от Адмиралтейства, напоминали о городе. Командующий дошел до камина, облицованного белоснежным мрамором, на котором стояла бронзовая скульптура Ленина - копия скульптуры у Смольного, и положил на средину стола пачку фотографий.

— Посмотрите, товарищи генералы, — Груздев нахмурил брови и постучал пальцами по столу, — на эту консультацию! Внимательно посмотрите.

Фотографии пошли по кругу, кто-то удивленно пожал плечами, кто-то слегка улыбнулся. На одной из фотографий стояли два офицера в кителях. У обоих знак классности был пристегнут ниже знака об окончании военного училища. На другой фотографии офицер надел полевую сумку на правую сторону, а кобуру слева от пряжки ремня. На третьей - лейтенант в белой рубашке под зеленым повседневным кителем.

— Что же вы, Иван Николаевич, армию в таком виде представили? Вы сами  этот фильм смотрели?

— Смотрел, товарищ Командующий.

— Ну, и как вам это кино?

— Слабый, конечно, фильм, — генерал взял со стола папку и зачем то переложил ее ближе к себе.

— Так,  какого черта вы в нем красуетесь, как консультант, товарищ генерал-майор?!

— Я был в учебном центре, и в это время там снимали фильм, режиссер и попросил...

— Попросил он вас! — резко перебил Командующий. – Мало того, что сюжет дурацкий - командир полка посылает танки в атаку на каменные валуны, выдавая это за смелое решение. Так еще и офицеры в роли маскарадных клоунов!

— Виноват, товарищ Командующий.

Груздев развернулся и прошел к белой двери выхода на четвертый подъезд. Оттуда он долгим взглядом посмотрел на большое полотно, изображающее фельдмаршала  Кутузова в полный рост, помолчал несколько минут, перешел к зашторенному окну и уже оттуда спокойным голосом продолжил:

— Я попрошу, чтобы этот фильм больше не показывали. А вы, Иван Николаевич, думайте в следующий раз, что консультируете и где расписываетесь. Вам что, денег на жизнь не хватает?.. На следующей неделе посмотрю полковые учения с боевой стрельбой, которые вы готовили, потом приму решение по вашему хобби.

Долгов смахнул платком со лба бисеринки пота, шея его покраснела, и казалось, что воротник рубашки стал вдруг меньше на несколько размеров. Он снова схватился за свою папку и переложил ее дальше от себя. В это время Груздев прошел на свое место и показал на светлые прямоугольники, отодвинутые после просмотра на средину стола.

— Забирайте свое произведение.

Долгов перегнулся через край стола и с сопением, цепляясь пуговицами кителя, дотянулся до фотографий, мокрой пятерней сгребая их к себе.

Командующий еще несколько десятков секунд молча сидел на своем месте, наблюдая в полной тишине, как Долгов старался быстро спрятать фотографии в папку, но они рассыпались в его руках. Затем объявил перерыв.

Когда через десять минут генералы стали входить в зал Военного Совета, их остановил полковник Сиваков.

— Товарищи генералы! Военный Совет закончен. Командующий попросил зайти к нему генералов Загудина и Гулаева.

Генерал - лейтенант Пологов, шагавший впереди, вопросительно взглянул на Секретаря Военного Совета, но тот пожал плечами:

— Не знаю, Петр Михайлович, остальных не приглашал.

— Ну, ладно. Пошли, помощник режиссера, — угрюмо бросил Пологов Долгову, который стоял за его спиной, как проштрафившийся школьник, и, уже на ходу, достал из кармана брюк свой прокуренный янтарный мундштук.

В это время Командующий сидел в комнате отдыха с двумя Героями Советского Союза и снова, из другого уже пакета, доставал большие фотографии.

— У нас сегодня какая-то фотовыставка, — произнес Груздев, раскладывая содержимое пакета на журнальном столике. – Узнаете, Николай Дмитриевич?

Гулаев всмотрелся в снимки. Вертолет с красной звездой среди белых торосов, фигуры военных в летных комбинезонах. Вокруг необозримые просторы Арктики. И все бы ничего, и вроде все нормально, ничего особенного, но одна деталь на всех фотографиях вызывала какое-то несоответствие и дискомфорт. Что-то было не так, как должно быть. Гулаев сразу понял, что особенного на этих, вроде бы, красивых снимках. И летчики - бравые ребята, и вертолет исправен, но совсем не вписывался во все эти сюжеты убитый белый медведь, распластанный на снегу и красная лужа крови у его головы. Мишка, хозяин Арктики, занесенный в Красную Книгу,  оказался обычным охотничьим трофеем.

— Да, это вертолет моей армии, — ответил, наконец, Гулаев.

— Другие там и не летают, — заметил Командующий. – Да еще норвежский разведывательный самолет, который и сделал эти снимки. А потом передал американцам, а те в Москву и в ООН.

— Вот дряни! — Гулаев стукнул  кулаком по колену.

— Николай Дмитриевич, у вас на счету пятьдесят семь сбитых самолетов. Зачем вам понадобилось такое приключение? Это ведь вы послали людей на охоту.

— Если вы об этом знаете, Анатолий Яковлевич, то знаете и кто меня об этом в Москве попросил.

— Знаю, Николай Дмитриевич. Но ситуация непростая и этот человек за вас не заступится. Уже сегодня вы могли бы быть сняты с должности, прямо на Военном Совете. Но вопрос не закрыт, будьте готовы ко всему.

— Спасибо, Анатолий Яковлевич.

— За что, Николай Дмитриевич? С вами еще партийная организация беседовать будет. А там посмотрим. В любом случае, служить будете, только где - неизвестно.

Командующий прислушался к ударам часов, доносящимся из кабинета, и, может быть, про себя считал удары. Шум города слабо доносился из-за толстых стен, штаб давно закончил работу. Только дежурные смены несли службу, да в столовой оставались повара и официантки в ожидании отъезда Командующего.

Гулаев грузно развернулся в кресле, возвращая фотографии на столик. Загудин молча посмотрел, как Командующий вышел в кабинет на звонок телефона ВЧ.

Военный Совет в узком кругу закончился.