Дворцовая, 10                     

               роман

Главная

Создание книги

Книги

Фотографии

Обо мне

Галерея

Гостевая

                                                                               

                Глава 18 

Черные косматые тучи не предвещали ничего доброго и ползли по небу так низко, что казалось - способны задеть и опрокинуть вниз лепные скульптуры старинных зданий. День, и без того короткий, быстро таял, как забытое возле печки мороженое. В очередной несчетный раз пошел снег, и серая каша дороги получила белоснежные кристаллики, через мгновение превращающиеся в грязную воду на асфальте.

Дворники УАЗа заскрипели по стеклу, разгоняя подарок небес, а водитель повернулся к Берестову и озабоченно спросил:

— Какой дорогой поедем, товарищ старший лейтенант?

То, что по городу придется ехать еще минимум сорок минут, было и так ясно. За это время окончательно стемнело, а дорога предстояла неблизкая - больше ста километров от шумных проспектов. В такие рейсы надо было выезжать с раннего утра, но не получилось. 

Зеленый свет светофора замигал, включился желтый и на короткой остановке у очередного перекрестка Берестов ответил:

— Пока, Семен, едем правильно. Повернешь на Обводной канал, потом на Лиговский, и выбирайся к мосту Володарского. Ну, а дальше - по дачному маршруту, через Серово.

— Никогда раньше дальше дачи не ездил, — Юртов сосредоточенно всматривался в разноцветные огоньки светофоров и машин, проносящихся среди медленно прокладывающих мимо неоновых огней вывесок на домах.

— Вот сегодня и поедешь, у тебя еще вся служба впереди, — Берестов посмотрел на уличные часы, висевшие на столбе, и сверил их со своими. – Все правильно, уже шестнадцать... Но ты не гони, сейчас самое время для приключений - сумерки. Да и стаж у тебя небольшой.

Машина уверенно продвигалась к городским окраинам, а конечным пунктом был полигон под Выборгом, именуемый по-разному, но чаще всего - Бобочино. К этому военному городку лежали три дороги. Самая длинная - Восточно-Выборгское шоссе - отпадала в выборе из-за сравнительно большой протяженности. Самое интересное и густонаселенное шоссе, петляющее по побережью Финского залива - Приморское, тоже не подходили из-за запрета на передвижение там военных машин. Здесь могли передвигаться иностранцы, а цели их поездок бывали не только экскурсионно-познавательными.

Многие годы основным путем на Выборг для военных считалось Средне-Выборгское шоссе, по обеим сторонам которого расположились многочисленные бетонные и деревянные заборы с колючей проволокой. За развилкой, находящейся на северной окраине Парголово и оборудованной постом ГАИ, уже нельзя было встретить автомобилей «Форд», «Плимут», «Шевроле» - даже заблудившихся.

В километре от этого строгого форпоста находились дачи Романцева, Командующего, Загудина, а в двух километрах - военный аэродром Лукашево и, разбросанные по окрестным лесам, части учебной дивизии с огневыми городками, танкодромами и парками боевых машин.

Проехав ярко освещенный пост, у которого стояли под снегом два милиционера, машина нырнула в темноту, но вскоре засияли фонари дачного поселка и освещенная дорога на Песочный. Через минуту по обеим сторонам дороги стал снова проноситься темный лес, снег не утихал, и стеклоочистители яростно разметали по стеклу влажные крупные хлопья.

Осталось позади Серово, поворот на Медное озеро и мост через реку Сестра.

— Вот здесь и проходила старая финская граница, — нарушил молчание Берестов.

— А сейчас, видать, далеко, если нам еще сотню километров ехать.

— Не дальше, чем нанесено на географических картах. Географию  изучал. Знаешь, где Финляндия находится?

— Да не обращал я сильно внимания, товарищ старший лейтенант. Мне больше труд нравился, трактора ремонтировать, машины.

— Тоже предмет хороший, но и на карту иногда глядеть надо... Чтобы не заблудиться.

Дорога запетляла резкими зигзагами и Юртов, сбросив скорость, недовольно заметил:

— И чего это ее так повело! Между болотами, что ли?   

— Да, болот здесь, Семен, хватает. Только в данном случае дело не в них. Дорогу так специально строили: через каждые двести метров - поворот.

— Странные строители! — Юртов поправил шапку, съехавшую от тряски на глаза, и, хмыкнув, покачал головой.

— Не «странные», а финские военные строители, — объяснил Берестов.— А дороги - это часть линии Маннергейма. Слыхал о такой линии?

Юртов неопределенно ответил:

— Что-то на истории говорили, уже и не помню.

— Укрепленная линия, мы сейчас по не и едем... Не крути головой, все равно ничего не увидишь. Здесь, в лесах, стояли доты, и километры траншей отрыто, да и колючей проволоки хватает. А дорога сделана так с умыслом: чтобы ее всю на большом отрезке невозможно было разбомбить, самолет не летает зигзагом. И маскировалась она хорошо...

Берестов посмотрел в боковое стекло, где на фоне темного неба еще темнее выделялись верхушки сосен и елей. Встречные машины стали попадаться реже, мотор убаюкивающе пел свою песню, печка гудела, выбрасывая в салон теплый воздух.

Может быть, Юртову надоело медленно ехать перед поворотами, или он вспомнил о теплом гараже и ужине, или ему показался близкий финиш, но педаль акселератора утопилась дальше и машина побежала резвее. Когда перед очередным поворотом надо было убрать ногу с подачи топлива, Юртов сделал это поздно. И, видя быстро приближающийся лес, резко нажал на тормоз. Машину сразу развернуло на один оборот и понесло на обочину, где она с силой ударилась правым передним колесом об огромный гранитный валун. Затем УАЗ отскочил на дорогу, совершил еще один поворот, подпрыгнул на яме и, упав на правый бок, юзом пролетел еще метров пятнадцать.

К счастью, Юртов крепко обхватил руль и не лег на Берестова полностью, но что-то звенящее ударилось сначала в дугу крыши, а потом и в голову офицеру. Удар был несильным, но все же теплая тонкая струйка вытекла, смочив лоб. Берестов снял шапку и, вытерев кровь, хмуро бросил оцепеневшему водителю:

— Давай, вылезай, приехали, — пошарил руками вокруг себя и взял гаечный ключ. – Инструмент крепить надо, водитель! — И, спрыгнув на обочину, недовольно продолжил: — А, если этот ключ в движении под педаль тормоза попадет! Ты представляешь, куда можешь улететь? — Он вторично вытер лоб и уже тише произнес: — Ладно, бывает хуже, давай машину осмотрим.

Стекла остались целыми, из-под пробок не пролилось ни топливо, ни масло, ни антифриз, что само по себе было неплохо. А через пять минут усилиями проезжавших водителей УАЗ поставили на колеса,  и двигатель сразу завелся, только на правой дверце и над колесом предательски темнели неровные  следы вмятин.

Юртов шмыгал носом и потеряно смотрел на битый автомобиль, а потом горячо воскликнул:

— Товарищ старший лейтенант! Я так виноват. И вас ударило... Выгонят меня из гаража к черту, вот за это все! Как я  хотел там служить... Что отец скажет... Эх, беда...

— Брось, Юртов, причитать, — остановил его Берестов. – Никто тебя не выгонит.

— Так ведь, авария, товарищ старший лейтенант!

— Это не авария, а происшествие, и то, совсем маленькое. Садись за руль, поехали, — Берестов захлопнул дверцу. – Ты не виноват, что тебя встречная машина ослепила, и ты камень не заметил на обочине... Только не води больше так, не торопись.

— Есть, товарищ старший лейтенант, — пробормотал солдат.

— И до утра все отремонтируешь, чтобы  следов не осталось.

— Понял, сделаю! — Юртов повернул ключ в замке зажигания и двигатель радостно взревел.   

Скоро между деревьев мигнул далекий огонек, потом еще один, и с каждым поворотом их становилось все больше и больше. Слева лес перешел в длинный бетонный забор и машина, повернув в ближайшие ворота, въехала на территорию городка.

В гараже Берестов нашел командира ремонтного взвода Рачкова и подвел его к УАЗу Загудина.

— Коля, смотри, помяли машину. Рихтовка.

— А что случилось?

— Встречная ослепила и ехала посредине дороги. Дали вправо, наскочили на камень и легли набок... Водитель не виноват.

Рачков обошел вокруг УАЗа со словами:

— По другому делу ко мне и не обращаются... Хоть бы кто бутылку поставил! Копаюсь в этом железе круглые сутки, — и показал Юртову на пятые ворота. – Сюда загоняй. Тут на полночи хватит. А в восемь уже выезд на полигон... Ладно, будет готова, Вадим.

— Спасибо, Николай, — поблагодарил Берестов. – Будет тебе бутылка.

Он пожал Рачкову замасленную руку и ушел в гостиницу.  

Перед входом почувствовал, что начало хорошо подмораживать, поднялся свежий ветерок. Номер Загудина размещался на втором этаже. Когда Берестов вошел, генерал оторвался от бумаг и спросил:

— Чего так долго ехали?

— Татьяна Федоровна попросила съездить в библиотеку.

Загудин молча прошелся по комнате, вспомнив, что у Марины началась сессия, и книги в это время завозятся на квартиру горами. Дочь сама брала книги только из университетской библиотеки, а из других фондов - штаба округа, педагогического института, военных академий и училищ, из Ленфильма, Смольного - привозил адъютант. Встречались такие издания, на которых сохранились карандашные пометки ученых, сделанные еще сто лет назад, и седой волос среди страниц, принадлежавший неизвестно кому, и листик старого календаря. Были книги, изданные за рубежом много лет назад.

Библиотекари с трепетом и крайней неохотой выдавали старые издания, молили об их сохранности и скорейшем возврате. Сначала Берестов с опаской отдавал Марине эти книги, но ничего при этом не говорил. Но потом он убедился, что дальше квартиры эта литература не уходит и немного успокоился. Все же, хорошая привычка записывать названия полученных книг и даты возврата в тетрадь, осталась, и хорошо помогала Берестову.

— Сходите в столовую, — сказал Загудин, показывая на чайник. – Принесите горячего чая, лимон и какое-нибудь печенье, — он хрипло откашлялся. – Я еще долго буду работать.

Столовая, расположенная на первом этаже гостиницы, оказалась закрытой, и, дернув за ручку еще одной двери, Берестов убедился, что и буфет тоже закрыт. В задумчивости он снова вернулся на второй этаж и остановился у окна в конце коридора.

По улице мела поземка и желтый фонарь на столбе раскачивался под ветром. На асфальтовых дорожках городка уже никого не было, как впрочем, и на ковровых дорожках гостиницы. Из-за двери у лестничного пролета раздавался мощный храп, а за дверью с номером девять скрипела панцирная сетка кровати. «Не спится кому-то», — рассеянно подумал Берестов, покачивая пустым чайником и одновременно думая о горячем чае.

Скрип кровати стих и в комнате послышались тихие шаги на каблучках, затем дверь осторожно отворилась и в коридор вышла официантка Лиза, застегивая на ходу молнию на юбке. Увидев Берестова, он подошла к нему, вмиг покрасневшая от смущения. Лизе было около тридцати, светлоглазая стройная брюнетка небольшого роста с румяными щеками и короткой стрижкой.

— Здравствуй, Вадим, чего не спишь?

— Задачу получил, — адъютант поднял чайник на уровень груди. – Вот... а столовая уже закрыта.

— Так у меня все есть в номере, пойдем.

— Откуда такая предусмотрительность?

— Заведующая приказала.

В номере Лиза включила электрокипятильник, и вода в кастрюле забурлила, выбрасывая пар. Из ящиков были извлечены сахар, лимон и печенье в пачке с военторговским штампом.

Берестов все собрал, расплатился и, подходя к двери, как бы невзначай спросил:

— Лиза, а кто живет в девятом номере?

— Генерал Пологов, — Лиза отвернулась к окну.

— Понятно, — пробормотал Берестов, стараясь скрыть неловкость.

«Еще не хватало, чтобы она сказала заместителю Командующего о моем любопытстве», —  пронеслось в мозгу. – «Как - то неудобно получилось». Жаркая волна прокатилась по лицу, покрывая его красной краской, словно он совершил некий очень позорный поступок.

Генерал - лейтенант ведал боевой подготовкой и его темно - красное морщинистое лицо было обветрено ветрами всех полигонов округа. Коренастый, с крепим рукопожатием и суровым взглядом из-под лохматых рыжих бровей, он постоянно вертел в руках свой неизменный желтый мундштук из янтаря.

— Спасибо, Лиза, — Берестов взялся за ручку двери, но женщина сказала, видимо то, что обязательно должно было быть высказано.

— Ты только не подумай, что это разврат... Или что-то в этом роде... Я знаю Петра Михайловича уже три года, но все равно, не говори об этом никому, Вадим...

— Да я ничего такого и не подумал, — адъютант обернулся, чтобы показать свое искреннее лицо и честные глаза.

— Ты еще молодой, — улыбнулась Лиза, — и многого не понимаешь. Когда что-то делается тайно, то оно кажется людям чем-то аморальным и нехорошим. Это черта характера - видеть плохое и не замечать хорошего. А в этом случае, обычное человеческое чувство - любовь. Вот так. Я знаю, что Пологов никогда официально не будет со мной, что он старше меня и у него взрослые дети. Но мне ничего и не надо, я просто люблю его... К сожалению, тайком, потому - что эти отношения могут серьезно повредить ему...

— Я молчу, Лиза. Это не моя тайна... Можешь мне поверить. Спасибо.

Берестов открыл дверь и, крепко зажав в одной руке пакет, а в другой чайник, быстро пошел в другой конец коридора.

Утренний мороз покрыл инеем деревья и кусты, густой черный  дым поднимался столбом вверх из трубы котельной. Было еще темно, но военный городок быстро ожил и уверенно входил в новый день, день, который предстояло провести на тактическом занятии в поле.

После завтрака берестов сноровисто сбегал в соседнюю казарму, где выдавали овчинные полушубки и валенки, переоделся и в назначенное время ожидал Загудина возле подошедшего УАЗа. Генерал вышел точно в восемь, на нем была зеленая меховая куртка, каракулевая шапка и утепленные сапоги. Адъютант открыл переднюю правую дверцу, прикрывая следы ночных рихтовочных работ - краска все равно отличалась по цвету - и пожал протянутую руку. Затем быстро сел на заднее сиденье в ожидании команд.

Загудин сказал «Заводи!» и посмотрел на Юртова:

— Позавтракали?

— Так точно, товарищ генерал.

— Поехали к воротам, а там увидите - куда дальше.

Снежное поле с далеким лесом, стоянка для машин, окопы, закрытые белыми маскировочными сетями, постоянный треск  бензиновых двигателей генераторов, несколько больших палаток с печками - этой картине предстояло быть неизменной целый день.

Шло групповое упражнение на местности, и сотня офицеров в разных ролях училась побеждать условного противника. Над снежной поземкой звучали, усиленные динамиками, голоса, которые докладывали свои решения, приказы, давали команды. Голоса уверенные, неуверенные, громкие и тихие, непрерывные и  через слово покашливающие, произносящие правильные ясные слова и несущие полную белиберду. Сначала Берестов, чтобы скоротать время, залез в машину к Чекану. Валера слушал «Маяк» и читал какую-то книгу. Он радушно встретил гостя, потому что в обстановке штаба поговорить адъютантам удавалось довольно редко.

— Ну и вырядился! Ты ночевать здесь собрался? — Чекан поправил портупею и улыбнулся.

—  А если тебя шеф на командный пункт позовет, на ветру в шинели будешь стоять? — возразил Берестов.

— Не позовет, уже проверено, — Чекан достал сигарету. – Дальше той палатки, где «салодром», я никуда не пойду. Мы здесь вообще не нужны, тут войсковой обслуги полно.

— Интересно занятия посмотреть, я собираюсь туда пойти.

— А я, Вадим, уже насмотрелся. Сколько таких занятий прошло, не счесть! Интересно, конечно, но мне надо в академию готовиться.

Только сейчас Берестов заметил, что книга была со знакомой звездочкой на обложке.

После очередного перерыва адъютант Загудина вошел в траншею и, заняв свободную ячейку, стал внимательно вникать в ответы и доклады офицеров.

 Занятия проводил Командующий. Он стоял в длинной меховой бекеше на небольшом возвышении и внимательно слушал ответы, не пропуская ни одной неточности. В каждой ячейке перед офицером была развернута карта, лежали карандаши, циркули и справочные тетради. Перед Командующим была только карта и список офицеров. Но это не сковывало его в возможности без справочников наизусть называть десятки цифр и деталей обстановки.

Груздев вел занятие, как виртуоз - дирижер, сразу же распознавая фальшивые ноты. Он не давил своими знаниями, а терпеливо учил, даже самых слабых и безнадежно отставших в своем командирском развитии, офицеров.

— Подождите, Пасленов! — остановил он румяного подполковника с черными щеголеватыми усиками. – Вы поставили задачу артиллерии уничтожить противника в районе леса Углового, предполагая там наличие резервов противника. И далее ставите задачу второму эшелону по овладению рубежом за этим лесом. Как вы проводили разведку? Откуда у вас данные о резервах и их местоположении? А не могут ли они находиться в соответствии с нормативами вот здесь? — Командующий обвел карандашом район на карте. – Докладывайте.

— А где еще быть резервам противника? — подполковник непонимающе уставился в карту Командующего.     

— Докладывайте, товарищ подполковник, — нетерпеливо произнес Груздев.

— Огнем артиллерии уничтожить противника...

— Я это уже слышал, — Командующий посуровел и сверху вниз посмотрел на офицера. – Дался вам этот лес! Да разве противник сможет оттуда контратаковать? Перед лесом крутые обрывы! Посмотрите на карту... После занятий съездить туда и убедиться! И как вы собираетесь противника уничтожить в таком громадном районе?

— Огнем артиллерии.

Командующий  слегка поморщился, как от зубной боли.

— Вы можете назвать примерное количество снарядов для такого уничтожения, Пасленов?

Подполковник стал листать справочную тетрадь, но ничего не нашел и выпрямился:

— Никак нет.

— Пожалуй, не меньше эшелона. Кто их вам даст! Что же вы ставите задачу без расчетов? Чтобы за невыполнение задачи полком у вас начальник артиллерии отвечал? Вы понимаете разницу между «уничтожить», «подавить» и «нанести поражение»?

— Понимаю, товарищ Командующий.

— А мне говорили, что у вас свежие знания после академии... Очень плохо...

Командующий склонился к списку и назвал фамилию другого офицера.  А Берестов втиснулся в соседнюю ячейку и посмотрел на рабочую карту смуглого подполковника - одного из командиров полков. Через пять минут адъютант убедился, что понятны ему здесь только красные линии, обозначающие свои войска и синие линии противника. А множество условных обозначений полкового и дивизионного уровня были не из боевого устава «батальон - рота», и пока мало что ему говорили. Берестов с сожалением признался себе, что из нанесенной на карту обстановки, и из докладов офицеров он понимает не более четверти.

Другой бы плюнул на все эти морозные, ветренные наблюдения и ушел есть сало в теплую палатку. Но Берестова пронзила упрямая, как «Ванька-встанька», мысль: «Неужели я ничего из этого занятия не пойму! Неужели я больше боюсь мороза, чем эти офицеры?». И он продолжал стоять на холодном ветру, бросающем в лицо снег с бруствера, до тех пор, пока не наступила темнота, и занятие не закончилось.

Сидя в УАЗе, возвращающемся в городок, Берестов снова и снова перебирал в памяти все моменты этого непростого учебного дня и сделал простой, как вода, вывод. Чтобы постигнуть смысл и глубину боя, уже недостаточно быть талантливым самоучкой. Необходимо освоить массу знаний, добытых потом, волей и кровью сотен военачальников, суметь видеть за черточкой на карте, как именно выполняются задачи. А эти знания может дать только академия. С этого дня у Берестова появилась цель - продолжить учебу...

Подведение итогов сборов проходило в солдатском клубе, в пятницу утром. В городке был и двухэтажный Дом офицеров, но, когда Командующий узнал, что там в это время занимаются дети в музыкальном и хореографическом кружках, он выбрал для разбора клуб мотострелкового полка.

После недели, проведенной в полях, у штабных офицеров появился здоровый румянец, и улучшилось настроение. Они вешали шинели на вешалку в коридоре и проходили в небольшой, мест на триста, зал. Берестов проводил Загудина до его места в первом ряду, отдал кожаный портфель и вышел из зала. В это время с лестницы вошел Командующий в сопровождении командира местной дивизии, расстегивая на ходу шинель.

— А, Берестов, здравствуй! Как у тебя дела?

— Хорошо, товарищ Командующий.

— Ну и ладно, — он снял шинель, повесил е на вешалку и открыл дверь в зал.

Раздалась команда «Смирно» и четкие слова доклада Загудина Командующему. Засвистел микрофон, переходя на высокие тона, потом зашипел, и, наконец, гул стих - послышались слова, приглушенные дверью.

Из зала вышел старший лейтенант, с красными петлицами пехоты, и сам красный, как рак, и, тяжело вздохнув, вытер пот с лица. Потом достал связку ключей и  открыл дверь с табличкой «Начальник клуба».

— У тебя можно посидеть? — окликнул его Берестов?

— Конечно, товарищ старший лейтенант, проходите.

— Называй меня на «ты»... Вадим, — представился адъютант.

— Анатолий Коркин, начальник клуба.

— Хорошо устроился, большое помещение.

— Это что-то вроде и мастерской одновременно.

— Ну, и как в Бобочино служить? — спросил Берестов, осматриваясь вокруг.

На стенах висели картины и грамоты, на столах стояли бюсты, наборы красок и спортивные кубки, в углу стояло несколько профсоюзных знамен победителям социалистических соревнований. Два книжных шкафа не вмещали всю литературу, горами высившуюся и на подоконниках. Из открытого платяного шкафа виднелись буденовка, деревянный меч и гитара; на полках стояли чеканные по меди картинки. Стол начальника клуба с одной стороны был завален журналами, с другой - тетрадями и папками. На стене висела большая карта СССР.

— В Бобочино хорошо, — Анатолий уселся на свое место за столом. – Даже очень. Летом здесь ягоды, грибы...

— И комары тоже, — добавил Берестов.

— Вы... Ты здесь был? — удивился начальник клуба.

— Конечно. Я здесь со своими механиками проводил стокилометровые марши. Жили мы на полигоне, в городке один раз были.

— Так ты же адъютант!? — еще больше удивился Анатолий. – Какое вождение?

— Ну и что! А до этого я был командиром учебного взвода. Ты что думаешь, что адъютантами из военного училища выпускают? — улыбнулся Берестов.

— Хорошая у тебя служба? — спросил Анатолий, с неподдельной завистью глядя на темное сукно адъютантской шинели.

— Служба - она везде служба, если служить нравится.

— Но, все равно, у начальства на виду, можно вырасти...

Берестов промолчал и подошел к стене с небольшими картинками. Один пейзаж ему особенно понравился: летняя пора, полевые цветы на фоне темных сосен, старинный двухэтажный каменный дом с колоннами, небольшой пруд, резная скамья на берегу, офицер - гусар с барышней в белом платье.   

— Кто это рисовал, Анатолий?

— Это моя картина.

—Молодец! Ты - настоящий талант. А откуда этот старинный вид, из книги?

— Нет, это окрестности Бобочино, как они выглядели раньше.

— Интересно, а я всегда считал, что это место всегда было только военным городком и полигоном.

— А вот и нет. Каукьярви, как называли финны это место, зародилось еще в средние века, во времена рыцарей. Сейчас, после войны, оно называется Каменка, а военным гарнизоном Бобочино и раньше называлось. – Коркин подошел к картине и показал на нарисованный дом. – От этого дома остались только развалины. Я тут по окрестностям много походил, остатков домов достаточно видел. Когда ездил в Выборг, нашел там, в городской библиотеке книгу об этих местах. Оказывается, что здесь еще до революции был артиллерийский полигон...

— Ну да! — удивился берестов.

— Точно, – подтвердил Анатолий. – И назывался он Николаевским. По железной дороге до Кирилловского везли пушки, снаряды, лошадей, фураж и ставили здесь лагеря на все лето. Семьи офицеров отдыхали здесь на многочисленных дачах, личных и съемных. Так что, совсем не глушь здесь была. Даже Кейбел тут дом построил.

— А это кто?

— Ученик Фаберже, того самого создателя оригинальных пасхальных яиц.

— Знаю, — кивнул Берестов. – Хорошо, что историю этих мест знаешь. Наверное, и солдатам рассказываешь?

— Рассказываю.

— Удивительное рядом. Никогда бы не подумал.

Из зала раздался стук переворачивающихся сидений деревянных кресел - подведение итогов заканчивалось. Берестов быстро застегнул шинель и попрощался с начальником клуба. В фойе сразу стало тесно: офицеры подходили к вешалкам, одевались и выходили и выходили на лестницу, доставая на ходу сигареты.

Вадим подошел к подоконнику и увидел входившего в клуб Чекана, который отряхивал снег с погон шинели.

— Ты откуда, Валера?

— Из гостиницы.

— А я здесь ждал.

— Ну и зря. Я здесь помогал карты развешивать, а потом ушел телевизор смотреть. — Чекан посмотрел на часы, потом на дверь в зал. —  Генералы еще остались, а уже и на обед пора.

Он выглянул в окно, где по дорожкам к столовой торопливо шагали офицеры и сказал:

— Встретил на крыльце одного «оператора», он мне рассказал, что здесь была небольшая буря - на разборе. Не слышал?

— Да я туда не заходил. Что случилось?

— Ничего особенного, Вадим. Просто Командующий выгнал с разбора одного командира полка... Кажется, Пасленов.

— Пасленов?! Я видел его на занятии в поле.

— Вот на этом занятии он двойку и получил. А на разборе пытался противоречить Командующему, выпрыгивал с места, говорил, что он талантливый командир. Ну, Командующий  и не выдержал такого хамства вчерашнего капитана.

— Капитана? Как же он быстро вырос!

— В прошлом году, Вадим, появился приказ Министра обороны. После окончания академии разрешается присваивать два воинских звания, если позволяет должность. Кто-то из руководства проявил заботу о своих детях, чтобы они быстрее до генералов доросли. И оказалось много таких дикорастущих - мышление капитана, а погоны подполковника.

— Валера! Когда Гагарин полетел  в космос старшим лейтенантом, то вернулся оттуда майором. Это я понимаю. Но эти выпускники академий, ведь, не космонавты, — задумчиво произнес Берестов.

— У них еще больше заслуги, они чьи-то дети... Но не наше это дело, Вадим, ну их к лешему! Хватит, что в декабре неделю искали подполковника Макарченко. Тоже быстро созревший. Дошел до предела своих мечтаний и забросил службу. Нашли в каком-то доме с бандитами и проститутками... Командующий его из Ленинградской области в Кемь отправил на перевоспитание.

— А ты поступишь в академию, тоже будешь думать о внеочередных званиях.

— Буду, а кто не будет, Вадим! Но только о заслуженных, — Валерий поднял вверх указательный палец. – Трудовой хлеб вкуснее - так меня отец учил.

Дверь, скрипя пружиной, открылась, и из зала стали выходить генералы. В воздухе стояла суровая тишина, прерываемая лишь покашливанием и сопением - по всему чувствовалось, что за закрытыми дверями происходил совсем не веселый разговор.

Командующий, сдвинув брови и глядя прямо перед собой, шагнул на лестничную клетку, за ним -  Загудин, передавая на ходу папку Берестову.

Прошел обед.

Петя Черняев, зная, что командующий уже уехал, подогнал «Волгу» прямо к крыльцу гостиницы и загрузил вещи в багажник. УАЗ Юртова еще раньше с колонной автомобильной роты уехал в Ленинград, и Берестов возвращался вместе с генералом. Он сидел на заднем сиденье  слева, смотрел на знакомую дорогу, пытаясь угадать, где же им с Семеном не повезло, на каком повороте. Все было занесено новыми снегами и никаких следов уже не осталось.

Загудин сначала задремал после обеда, склонив голову на грудь, и папаха сдвинулась ему почти на глаза. Монотонный гул мотора и шумное дыхание действовали убаюкивающе, но Берестов и не собирался спать, а внимательно смотрел то на дорогу, то на водителя - плохой опыт уже научил. Черняев вел «Волгу» аккуратно, поглядывая на дремавшего генерала и плавно проходил все повороты, чтобы пассажиры не заваливались набок.

Не доезжая до моста через реку Сестру, Загудин потянулся, удобнее уселся в кресле и посмотрел по сторонам. Уже темнело, и только густой лес мелькал за окном, да в свете зажженных фар проскакивали полосатые столбики на поворотах и перед небольшими мостиками.

— В понедельник я еду проверять две части. Вас с собой не беру, надо здесь сделать некоторые дела. Во-первых, всегда будьте на месте, Татьяна Федоровна будет звонить. Что ей надо будет в штабе - решайте эти вопросы...

Генерал помолчал, и Берестов уж было решил, что это все, обычные повседневные дела, но после очередного разъезда со встречным автомобилем, слепящим фарами, Загудин продолжил:

— В Ленсовете скоро очередное заседание. Узнайте, когда,  точное время, не записали ли меня там на выступление, по какому вопросу. И, вообще, какая полная повестка дня. Может быть, вам дадут материалы к этому заседанию. Возьмите их, я приеду и изучу.

— Есть.

Это было уже серьезно и Берестов старался запомнить все, как можно точнее. К тому же, в машине было темно, и писать что-либо было невозможно. Он вспомнил, как еще в сентябре прошлого года его напутствовал полковник Сиваков, который советовал, по возможности, ничего не записывать при генерале, так как это может вызвать сомнения в надежной памяти. А для адъютанта - это, пожалуй, самое главное. Держать в своей памяти многие детали, чтобы сразу представить шефу необходимую справку, помочь ему в срочных ситуациях, которые могут возникать повсеместно.

А Загудин продолжал говорить, останавливаясь лишь на короткие мгновения. Звучали фамилии, учреждения, магазины, сроки, улицы, номера поездов... Чтобы не наступил полный сумбур в мыслях, Берестов представил себе шкаф с ячейками, помеченными буквами, куда и стал складывать полученные задания. Заполненных ячеек к моменту возвращения в Ленинград оказалось достаточно.

Когда адъютант остался в приемной один, он достал блокнот и стал записывать все, что отложилось в памяти. Даже на бумаге это выглядело достаточно внушительно, а еще предстояло все это выполнить.

Раздался звонок и радостный голос Юли в трубке:

— Ты уже приехал! Как хорошо! Когда будешь дома? Что приготовить?

— Все, уже еду, Юлечка, выхожу на метро.

Берестов закрыл авторучку и прислушался к бою часов из кабинета - восемь ударов. Прошелся по приемной, вспоминая, все ли записал,  и улыбнулся вопросу начальника клуба из гарнизона Бобочино: «Хорошая у тебя служба?».     

«Сплошные развлечения и отдых. Так, наверное, считает этот наивный парень», — подумал Берестов. – «Ну, и пусть заблуждается дальше, а мне домой пора».   

Он выключил свет и вышел в тихий коридор штаба...       

  

                                  ©  2010  Владимир Чернов   E-mail vecho@mail.ru  ICQ 1444572     SKYPE Vladimir 56577