Глава 22 

   Еще с первыми снежинками, упавшими на гранитные набережные, с первыми попытками наводнений, в холодные и мрачные ноябрьские дни - сразу после парада на Дворцовой начались события, которым суждено было перерасти в решающую фазу в первую неделю февраля. 

Почти сразу же после парада стало известно, что в Ленинграде, на базе Ленинградского военного округа должна пройти Спартакиада Дружественных армий.

   Еще совсем недавно Министерство обороны находилось в раздумьях о месте проведения этих ответственных соревнований. Сама Москва от такой чести отказалась, здесь и так хватало забот и приемов другого уровня. Отправлять спортсменов на Урал или в сибирскую глубинку тоже было не совсем правильно – далековато от Европы, да и цивилизация разительно отличалась от  европейских городов. Министерство обороны СССР само вызвалось организовать зимние соревнования дружественных армий, никто на заседании стран Варшавского Договора против этого не возражал, тем более в преддверии юбилея Победы, и теперь в оставшееся время надо было серьезно потрудиться.

 Ответственным за соревнования назначили заместителя министра обороны генерала Соколова, а он в свою очередь предложил провести все мероприятия в самом северном и самом близком к западу округе – Ленинградском. Соответственно, организация зимних игр возлагалась на Командующего округом Груздева, который своим приказом назначил главного организатора и руководителя этих соревнований – генерала Загудина. Ведь, Первый заместитель отвечал в военном округе за спорт, вот ему и поводья в руки.

Решение было принято, план подготовки утвержден и каждый занялся своими делами: кто просто ожидать интересных соревнований между армейцами разных стран, а кто и прямой напряженной работой.

Загудин включил в этом новом деле всю свою невиданную работоспособность, тем более, что кто-то из Генерального штаба обмолвился о возможности присвоения очередного воинского звания.

Уже в ноябре штаб округа посетили Председатель спортивного комитета Министерства обороны генерал Глушков, увлеченный дельтапланеризмом, и легендарный хоккейный тренер Тарасов. Они объездили город и его окрестности, потратив на это три дня, осматривая предлагаемую спортивную базу, и, в конце концов, одобрив предполагаемые мероприятия и работы.  Вечером в пятницу «Красная стрела» унесла гостей в столицу, а Загудин остался в Ленинграде с исписанным разноцветными пометками толстым блокнотом.

В декабре прошло несколько игр хоккейного клуба СКА на своей территории – в Ленинграде. И в этот период Егор Михайлович всерьез занялся родной хоккейной командой. Казалось, что в городе нет более заинтересованного, придирчивого  и увлеченного болельщика, чем генерал Загудин.

После одной такой игры, следующим утром он вошел в приемную быстрым шагом и с порога приказал:

— Вызовите мне на телефон Бычкова.

Берестов позвонил в клуб, но главного тренера там не было. Позвонил домой и усталый женский голос сообщил, что Бычков гуляет с собакой.

— С собакой? — недовольно переспросил Загудин. Позвоните еще раз, может быть  он уже пришел.   

Берестов позвонил и услышал тот же самый ответ.  

—   И сколько он может гулять? —   генерал недовольно посмотрел на часы. —   Давайте, звоните еще раз!

На этот звонок женский голос ответил уже с явным раздражением, но ничего утешительного не сообщил – Бычкова по-прежнему не было.

Когда Берестов очередной раз открыл дверь кабинета, Загудин сразу же сказал:

—   Звоните и попросите, чтобы Бычков немедленно мне позвонил, как только вернется с этой... своей собакой.

Адъютант выполнил приказ, зная о причине столь решительного вызова Бычкова, и догадываясь, отчего старший тренер предпочел не откликаться на телефонные звонки. Не очень приятно в очередной раз  объяснять причину проигрыша ленинградского СКА, тем более за два месяца до спартакиады. Той спартакиады, на которой хоккейной сборной предназначалась едва ли не самая главная роль, и на это были все основания.

После еще нескольких звонков домой и в спортивный клуб Бычков так и не откликнулся. А его жена сообщила, что уходит на работу и больше к телефону не подходила.

Перед обедом угрюмый подполковник Бычков появился в приемной и посмотрел на Берестова, как на злейшего врага и виновника всех его неприятностей. Старший тренер пробыл у Загудина не больше десяти минут, послушал все, что о нем генерал думает и вышел из кабинета еще более злым, озабоченным и растерянным. Первый заместитель сообщил, что лично займется командой.

Егор Михайлович еще с фронтовых времен верил, что слово и личный пример многое могут преодолеть, часто напрямую общаясь с подчиненными. Он не был сильным оратором, но, люди, видя, кто именно перед ними, верили в неукротимую силу его духа и выполнение любой тяжелейшей задачи.

Загудин мог на встрече с курсантами танкового полка нарисовать на доске фигуру американского танка «М-60», сообщить о его большой высоте и убедить молодых солдат, что попасть в такой танк из пушки ничего не стоит с любого расстояния.

Он мог на учениях лечь перед строем дивизии на пожухлую пыльную траву полигона и показать, как должен переползать и бегать перебежками пехотинец.

Мог внезапно появиться в учебном лагере и метко выполнить упражнение стрельб из любого оружия, без устали водить офицеров и солдат по полигонам, помогать бодростью и оптимизмом.

Мог поломать грифели десятка карандашей, с силой нажимая на них, чтобы написанное им дошло до каждого человека.

Мог позабыть о времени, решая непростые военные задачи и сильно хлопнуть рукой по столу, найдя верное решение

Многое мог и умел, веря, что и спорт – это поле боя, где главное – это правильно оценить обстановку и выработать верный замысел. А затем заставить выполнить задуманное и, в конечном итоге, выиграть.

На следующий день прошла встреча Загудина с командой СКА. На льду в спортивной форме это были одни люди, но, одетые в военную форму они были неузнаваемы. На строевом смотре любой из них получил бы не больше двойки.           Берестов с удивлением смотрел на этих парней, геройски сражавшихся в хоккейных баталиях, но не имеющих абсолютно никакого отношения к армии. И принимать их у себя в военной форме было, пожалуй, опрометчивым решением генерала. Пока они дошли до приемной, их несоответствие форме резко бросилось в глаза не одному кадровому военному, вызывая удивленные взгляды.

Вольные прически, погоны, пришитые на два-три стежка, фуражки без пружин, петлицы с закрепленными кое-как эмблемами, укороченные галстуки с толстыми узлами, проглаженные рукава кителей, значки на разном расстоянии, модельные туфли с разноцветными носками.

Короче, эта группа представляла собой отличную находку для любого ленинградского военного патруля с моментальным  перевыполнением плана на пятьсот процентов.  Но все спортсмены приехали на клубном автобусе, а поэтому патрулям нигде в городе не попались. И в этом им здорово повезло. Потому что патрули, выдрессированные военным комендантом Ленинграда генералом Панченко, встречая нарушителя формы одежды, не признавали никаких фамилий, наград и заслуг.

В то время Вадим вспомнил, как он сам еще до службы в штабе спасался от патруля на Невском проспекте. Когда с расстояния метров тридцать Берестов заметил неотрывный пристальный взгляд начальника патруля, то, недолго думая, тут же нырнул в промтоварный магазинчик полуподвального помещения. Он уже знал, что здесь есть второй выход наверх и это его спасло.

После встречи с Загудиным команда, на удивление ее болельщикам, стала играть лучше, да и на спартакиаде дружественных армий выступила хорошо, завоевав первое место.    

До самой спартакиады Первый заместитель, кроме воспитания хоккеистов, занимался и другими вопросами, лично вникая во все тонкости подготовки и подробно изучая  многогранник сторон огромного спортивного мира. Он почти ежедневно объезжал готовящиеся объекты, начиная от ближайшего к штабу дворца спорта «Юбилейный» и заканчивая большой спортивной базой, находившейся в Кавголово. А, находясь в своем кабинете, читал литературу. На боковом  столе лежали книги и подшивки журналов, принесенные Берестовым из библиотеки. Причем, встречались книги, рассказывающие и о древних спартакиадах в Греции, и о довоенных мировых олимпиадах, и даже об играх папуасов Новой Гвинеи.  

Сам Берестов, выискивая на обширных полках библиотеки спортивную тематику, недоумевал – для чего столько, если Загудин большинство книг и журналов просто перелистывал.

Во время этих поисков и вдыхания вековой книжной пыли Вадиму всегда вспоминалось, как перед приездом финской военной делегации генерал поручил ему принести из библиотеки книгу «Калевала» с национальным эпосом финнов. Книга была найдена достаточно быстро.

В библиотеке работала Анастасия Филипповна, и хорошо, когда она была не слишком занята и не пропадала в  коллекторе или хранилищах. Только эта худенькая невысокая женщина с доброжелательным и внимательным взглядом могла с поразительной скоростью найти именно то, что и было нужно. У тех офицеров, которые встречались с Анастасией Филипповной впервые, неизменно возникало ощущение того, что все эти тысячи книг библиотекарь не только держала в руках, но и прочла.    

Немало прочитав о спорте, Загудин хорошо представлял себе какими должны быть соревнования, многое узнал о национальных особенностях спортивных школ, о привычках и предпочтениях, о слабых и сильных сторонах, о шансах, о рекордах, о правилах соревнований разного ранга. Через пару недель он уже мог свободно обсуждать спортивные предпочтения разных народов, рассказывать даже о правилах спортивной ловли рыбы у чукчей и эскимосов, о забегах индейцев за оленем, об играх с мячом древнего народа майя. Это вызывало немалое удивление у собеседников, знающих Егора Михайловича только как любителя военной тематики.  Он рассматривал спортивные игры как поле боя, где каждому решать свои задачи.

Однако, в то же время, с генерала никто не снимал и других задач. И как бы он не был занят, Командующий продолжал спрашивать с Загудина и за боевую подготовку войск, и посылал проверять войска с проведением учений, тренировок, и  выполнять задачи по  организации выставки рационализаторов и изобретателей. Огромный объем планирования был рассчитан на конкретную должность, и все запланированное требовало исполнения.

 И  выход из создавшейся обстановки был один – пораньше приезжать на работу. А, так как зимние дни в Ленинграде очень короткие, то выезжал генерал затемно и так же возвращался – по темным улицам и проспектам.           Обычно, по утрам он часть дороги проходил пешком, выбирая какие-нибудь скверы или парки по пути, где было меньше народа. По утрам редкие  спешащие прохожие или спортсмены мало обращали внимания на невысокого военного, неторопливо шагающего по боковой аллее. Утром можно было глотнуть свежего бодрящего воздуха, поразмыслить над делами предстоящего дня, спокойно все взвесить и отрешиться на время от телефонных трелей. Увидеть обыкновенную птицу на ветке и немного позавидовать ее беззаботности, постоять у стенда с газетой и прочесть шуршащее на ветру объявление о продаже чего-то. 

   Но в январе-феврале прогулки отошли на задний план – время надо было экономить и на этом.

Почти сразу же после Нового года снова приехал Председатель спортивного комитета с несколькими офицерами, чтобы «до конца отладить и проверить готовность к пуску» спортивной базы. Генерал-спортсмен, как бывший ракетчик, выражался только ракетными терминами. Когда Берестов провожал уезжавшую комиссию в Москву, Председатель, подогретый армянским коньяком, шутливо  погрозил адъютанту пальцем со словами «Готовьтесь к старту!», а из тамбура отходящего поезда крикнул «Ключ на старт!».

Само событие, к которому долго готовились, прошло просто и обыденно, без ажиотажа и лишней беготни. Спортсмены дружественных армий, одетые в спортивную форму, мало отличались друг от друга на льду, лыжне, трамплине, трассе слалома, санном желобе. Обычные спортсмены, с молодым азартом и задором, рвущиеся к победам, известные по фотографиям разве только узкому кругу любителей и спортивных специалистов.

Спартакиада проходила гладко, без срывов, потому, что все было продумано до мелочей. Да и ленинградская зима не подкачала, одаривая пушистым искрящимся снегом и мягким морозцем.

С самого открытия и до конца на всех соревнованиях был Заместитель Министра обороны генерал армии Соколов, который привез с собой два десятка офицеров. Но основным организатором и руководителем всех соревнований, и все это прекрасно понимали, был все-таки генерал Загудин. 

Заключительные соревнования проходили во дворце спорта «Олимпийский», где во всю мощь кипели жаркие хоккейные баталии, ломались клюшки, трещали бортики, гулко ударялись шайбы, крик болельщиков заглушал информацию диктора.

Игра обещала быть интересной и поэтому в гостевой ложе «Юбилейного» собралось около пятнадцати человек. Соколов сидел рядом с Загудиным, слева и справа от них – гости из Смольного. Остальные расположились во втором и третьих рядах, откуда всегда можно было свободно выйти и так же незаметно вернуться.

Именно здесь, во время очередной встречи наших хоккеистов с армейской  сборной Чехословакии, Вадим узнал, как относится к хоккею Министр обороны.

Первый период сразу показал, что сошлись сильные и непримиримые соперники, этот стиль быстрой и напористой игры сразу напомнил встречи сборных СССР и Чехословакии на мировых чемпионатах. Три сильнейшие команды мира – СССР, Чехословакии и Швеции продолжительное время занимали пьедестал почета, редко уступая кому-нибудь бронзовые медали. Сейчас Швеции на соревнованиях не было – она не входила в социалистический лагерь – и тем более интересна была эта встреча армейских хоккеистов.

Когда в ворота чешской сборной влетела первая шайба, трибуны взорвались радостными криками, и даже в почетной ложе - при всей своей солидности и невозмутимости - не могли сдержаться от веселых улыбок и взаимных поздравлений. А вскоре последовала и вторая шайба, вызвав дополнительный всплеск положительных эмоций.

После этого Берестов почувствовал чью-то руку на своем плече. Оглянулся и увидел офицера связи – старшего лейтенанта Синюкова.

Синюков с самого начала матча сидел в отдельном отсеке у телефонных аппаратов, откуда ничего не было видно, но, в конце концов, ему – заядлому хоккеисту, радостные крики «Шайбу!!!» стали до невозможности терзать душу.

—   Вадим, подежурь немного на связи, пожалуйста! Я хоть немного посмотрю.

—   Хорошо, проходи, —   Берестов уступил свое место и прошел за угол  в отдельный отсек.

Сначала телефоны молчали, но затем подала голос четырехзначная вертушка Смольного. Ее сменил призывный резкий  звонок трехзначного телефона сети управлений штаба. Хорошо, что пока звонки не раздавались одновременно. Но продолжалась эта равномерность недолго – после очередного гула на трибунах позвонили по дальней связи из Москвы и не дали послушать, что же объявил диктор. Вопрос у всех был один – счет матча.

После небольшого затишья раздался звонок  белого аппарата «ВЧ»  и в трубке раздался спокойный голос:

    —   Алло! Это маршал Гречко. Как там идет игра?

   —   Хорошо, товарищ Министр обороны, —   Берестов плотнее прижал трубку при очередном реве на трибуне.

    —  Слышу, играют... Какой счет?

    —   Пока два ноль в нашу пользу.

   —   Мало, еще надо забивать. Ладно, сынок, позови мне генерала Соколова.

Берестов позвал порученца, пригласив через него Заместителя Министра к аппарату и при последующем разговоре вышел из отсека.

Счет, к счастью  болельщиков, менялся в каждом периоде, игра, как и ожидалось, прошла интересно и в напряженной борьбе. В конце концов, наша сборная победила со счетом четыре два.

А через день, по окончании спартакиады, Берестов увидел, наконец, всех участников в военной форме. 

Это произошло во время торжественного ужина по случаю окончания игр в Доме офицеров на Литейном проспекте, именуемом у части офицеров «Ямой».

Название, данное Дому офицеров в далекие времена, объяснялось ими по-разному. Самые начитанные сравнивали этот старый серый дом с рассказами Куприна. Другие настаивали на том, что название «Яма» произошло от большого танцевального зала, размещавшегося в подвальном помещении.

В этом зале по выходным устраивались такие массовые танцы, собиралось столько разного народа, что пройти свободно было невозможно. И это притом, что женщинам билеты в кассе вообще не давали, гражданским мужчинам тоже, а военным продавали только по два билета в руки. Возле окошка толпился народ с одной, постоянно повторяющейся, просьбой при подходе очередного военного: «Возьмите билетик!». Контингент был самый разный – начиная от тех «кому за тридцать» и заканчивая вдовами героев Гражданской войны. Настойчивые старушки, постояв у касс, каким-то образом попадали в танцевальный зал, и присутствующим было совсем непонятно, как они – примелькавшиеся здесь уже  годами – сюда попадают, и кого находят себе для знакомства.

Третьи объясняли происхождение названия тем, что сюда ходят вообще-то не танцевать. Морально неустойчивые офицеры даже не заходили в Дом офицеров, а знакомились с бабушками прямо на ступеньках и уходили в темноту улиц.

Вот здесь, в зале ресторана с лепниной и колоннами, с высокими потолками и большой яркой люстрой происходил торжественный ужин. И было интересно посмотреть, как за широким столами сидели вперемешку  парни дружественных армий, в мундирах разного цвета, с заслуженными медалями на красных ленточках. Сначала чувствовалась их некоторая напряженность, совсем не сочетающаяся со смелыми спортивными поединками, но после третьего тоста, который произнес Член Военного Совета округа генерал Бобков, на лицах появилось оживление, а в движениях раскованность. Артем Григорьевич был прирожденным замполитом и еще на фронте в сорок втором зажигал солдат для атаки, будучи политруком. Поэтому говорил он долго и задорно, для начала вспомнив свои самодельные санки и коньки на валенках. Во время тоста Бобков десяток раз поднимал и опускал свой бокал, вводя всех в заблуждение. Десяток раз спортсмены, не знавшие русского языка,  начинали путь своих бокалов к лицу, но всякий раз оказывалось, что генерал только заканчивал очередную здравницу. Наконец он закончил говорить, но спортсмены еще минуту не пили шампанское, пока Бобков не выпил свой бокал. И только после этого обстановка в зале стала веселей и свободней, все были рады тому, что длинный и малопонятный тост завершился.

Спортсмены всегда оставались спортсменами и пили они мало. Еще меньше курили, вежливо отказывая своим советским соседям – генералам и полковникам, не имеющим к этой спартакиаде никакого отношения, но получивших пригласительные билеты по своему служебному статусу.

Как это обычно бывает, в такой веселой и большой компании всегда находится один или несколько человек, которые в порывах неуемной радости не замечают лишней рюмки и потом преподносят неожиданные сюрпризы.

Судьбе надо было распорядиться так, чтобы рядом с двумя немецкими лыжниками оказался соседом генерал – майор Савин – начальник автомобильной службы округа, человек простой и любитель поматериться среди технарей в парках с техникой.  Здесь была не ремонтная зона, но после двух фужеров с водкой Савин уже не чувствовал разницы между банкетом и закручиванием неподдающихся гаек.

Когда немцы отказались закурить, но все-таки вышли, из вежливости, с генералом на лестничную площадку, то услышали здесь такие переливы своеобразного жаргона, что не сумели перевести ни одного слова. А Савин, помахивая увесистым кулаком, просто-напросто рассказывал о том, как он бил немцев на Курской дуге и на Сандомирском плацдарме, и спрашивал, где служили  родственники спортсменов. Самое цензурное выражение, услышанное немцами, было «проклятые фашисты». В конце своего рассказа генерал всерьез расстроился из-за того, что немцы его плохо понимают, и пообещал их научить русскому языку по своей методике   за два дня в ремонтных мастерских автомобильного парка.

Вскоре разговор резко прервался. К Савину подошел неприметный полковник и что-то сказал ему на ухо. По всему было видно, что генералу не хотелось уходить, и он не исчерпал еще весь свой лексикон, которым хотел щедро поделиться с окружающими. Однако, обведя всех присутствующих суровым взглядом и сжимая кулаки, Савин развернулся и пошел по лестнице вниз. Больше на банкете его никто не видел.

А в понедельник, внезапно для всех, Командующий отправил главного автомобилиста округа в отпуск. Полковник Сиваков сказал по секрету Берестову, что Груздев приказал генералу-отпускнику не менее двух недель подлечиться в госпитале, чтобы ему перестали грезиться фашисты.  Весь день понедельника, ошарашенный зимним отпуском, генерал хмуро ходил по этажам штаба, шепотом матерясь, и переходя из кабинета в кабинет,  оформлял себе направление на лечение и путевку в санаторий.

  Накануне 23 февраля генерал Загудин так и не получил того, о чем так мечтал. Он немало сделал за прошедшее время, но очередного воинского звания ему так и не присвоили. И напрасно он с порога приемной хватал свежий номер «Красной Звезды», быстро раскрывая его и вглядываясь во все страницы – желанного указа не было. Еще неделю после прошедшего праздника он с надеждой раскрывал свежие газеты, но там так и не появлялась его фамилия.

Тогда Загудин позвонил в Москву своему товарищу генералу Толокову, еще раз поздравив его с праздником. Тот сразу понял намек и рассказал, что надо хорошо подготовить апрельские учения гражданской обороны, на которых будет руководство из столицы. А потом... потом в мае будет юбилей Победы, и все награды приурочены к этой дате.  23 февраля специально ничего не вручали, берегли ресурсы на май.

Только после этого Загудин успокоился и вошел в нормальное служебное русло, снова хватаясь с азартом за новые дела.  

В один из дней марта Берестов мирно беседовал с полковником Сиваковым и, выбрав момент, все-таки задал интересующий его вопрос:

—   Петр Иванович! Генералу не присвоили звания, а обещали.

Сиваков, в свойственной ему манере, переложил несколько папок с места на место, потом вернул их в исходное положение и усмехнулся:

—   Мне тоже не присваивают, и что?

—   Так у Вас же должность полковничья!

—   А ты знаешь, когда я полковника получил? Мне было тогда тридцать. По «сталинскому набору» закончил академию и попал в оперативное управление. Вместе со мной сюда попали и полковник Храмцов из оперативного и полковник Пекарский из управления боевой подготовки. Тоже получили быстро звания и все мечтали расти дальше. —    Сиваков подошел к окну и посмотрел в колодец штабных зданий. —    Но нам сказали Командующие, что мы и на своем месте хорошо справляемся с обязанностями. И нечего даже рыпаться куда-то. Вот так-то, Вадим. Поэтому я званий уже давно не жду. Кто-то должен разрабатывать операции, мозговать над картами, делать расчеты, составлять боевое планирование. Ты видел военную карту маршала Жукова в Музее Революции.

—   Видел.

—   Там, в основном, нанесены только синие и красные стрелы. Так вот, наши красные стрелы рассчитывают оперативные управления, в этих стрелах масса войск и техники, сотни тактических задач. В этом и заключается работа операторов. А вести эти стрелы вперед должны железной рукой такие люди, как твой генерал, особенные волевые люди, выбранные военной судьбой из тысяч офицеров.  Ничего особенного не произошло. Не получил твой начальник  сейчас звания, в мае получит. Главное, что Егор Михайлович – честный генерал.

—   А разве  бывают нечестные? —   засомневался Берестов. —     Все таки, такое звание!

—   Разные бывают, Вадим, и все ты еще увидишь. Далеко не все прошли к генеральским лампасам ровной открытой дорогой, у кого-то случались и извилистые повороты, и, прямо скажем, нечестные поступки. Да и награды не у всех заслуженные. Вот, смотришь иногда на человека, а звезда Героя у него на груди не блестит. И не потому, что он надел латунную, как многие делают для повседневной одежды, и не почистил ее. А потому что она, надень он даже золотую, блестеть не будет. Потому как не заслужил он ее, сама природа не позволяет такой звезде блестеть.

—   Золотая Звезда? —   переспросил Берестов, сомневаясь в услышанном.

—   Да, Вадим. Я тебе только один случай расскажу, но пока без фамилии. Дело было при освобождении Белоруссии. Самые серьезные бои происходили на подступах к одному городу, немцы оборонялись ожесточенно. А в самом городе они уже боялись, как бы  им здесь не вставили фитиль местные партизаны и подпольщики, боялись местного населения. Город был атакован на рассвете с разных сторон и фашисты стали отходить, опасаясь попасть в окружение. Одна танковая бригада завязала бой у развалин пригородного поселка, километрах в двух от границы города. А другая танковая бригада в это время вступила на окраину города и овладела небольшим заводом и железнодорожной веткой. Так вот, командир второй бригады просто доложил, что находится в таком-то квадрате. А командир первой бригады доложил, что вошел в город, овладел большим районом и двигается к  центру. Кроме этих двух бригад, понятное дело, были полки и дивизии, обеспечившие окружение и бегство фашистов. Много славных фамилий, но на первом месте вспоминают этого первого комбрига, считается, что его танки первыми ворвались в город. Вот так он получил звание Героя, хотя и вошел в город позже на пару часов, чем его соседи. А дальше он повторил подобный доклад при освобождении другого города. Там он послал вперед разведывательный отряд в составе танковой роты и, когда его танкисты были обнаружены и вступили в бой, доложил, что овладел этим немецким городом  и просит поддержки.

—   Вот это да! Интересно. Но есть свидетельства фронтовиков, можно что-то проверить.

—   Никто этим раньше не занимался, была одна общая победа на всех. И за награды не спорили. Кто вникал с позиции командира полка или комдива – кто первый, а кто второй?  Да и как ты это определишь, учитывая конфигурацию городских окраин? Все зависит только от честности командира. Даже спустя много лет все равно выясняется, кто был у центра города, а кто воевал  у пригородного поселка.

—   Петр Иванович, а где сейчас этот комбриг - герой?

—   О! Он после звания Героя  далеко пошел по службе и сейчас большой генерал.  Как-нибудь я тебе его покажу. Потом для интереса еще почитаешь его мемуары.

—   Но, может это только один такой случай, —   Берестов посмотрел на книжный шкаф, где ровными рядами стояли книги с воспоминаниями полководцев.

Сиваков заметил его взгляд и строго сказал:

—   Вадим, все, что здесь пишут наши полководцы – это правда и не может быть подвергнуто сомнению. Речь идет о том, что рассказанный мною случай не единичен – были и еще, но и не массовый. Я рассказал тебе о том, как офицер нечестно, в принципе, получил звание Героя. Истины ради стоит сказать, что он мог заслужить это звание и честными докладами, но позже. Наши военные историки находят сейчас интересные факты и о приписанных сбитых самолетах, и о не правдивых сводках, и о необъективных представлениях к наградам. Но это не значит, что это было распространенное явление. Если бы только этим и занимались, то никогда бы войну не выиграли. К тому же надо учесть, чего мог стоить раскрытый обман при Сталине.

—   Понятно, Петр Иванович, спасибо за рассказ.

—   Я до этой должности занимался военной историей в оперативном управлении. Если заметил, в редакционном составе сборника об округе есть и моя фамилия.

—   Заняться бы мне тоже военной историей, как считаете?

—   А что, займись. На базе нашей библиотеки еще можно многое раскопать. Золотов же занимается, попробуй и ты. Главное – выбрать свою тему. Максиму Владимировичу понравилась русско-турецкая война, а ты изучи что-то поближе к нашему времени.

—   Хорошо, почитаю.  

—   Ладно, беги, на часы смотришь.

Берестов вышел от Секретаря Военного Совета, окрыленный новой идеей и с раздумьями о том, что именно можно изучить в той сфере знаний, где полным-полно белых страниц. Но желания не всегда совпадают с возможностями, и прошло еще недели две, прежде чем он нашел время для библиотеки и подобрал себе необходимые книги.

Накануне 8 марта появилась  очередная, запланированная календарем,  проблема - цветы. В блокноте у Берестова было несколько телефонов заведующих цветочными  магазинами, а в ящике стола лежали несколько визиток торговых точек. Даже управляющего ленинградской агрофизикой «Цветы», расположившегося со своей конторой в Таврическом дворце. Уже несколько раз Вадим доставлял Загудину цветы в связи с днями рождений его знакомых, и уже не считал это сложным делом.

Однако за несколько дней картина резко изменилась – телефоны категорически не желали отвечать или оказывались постоянно занятыми. Чувствовалось, что телефонные кабели, ведущие к цветочным магазинам, раскалились и скоро окончательно расплавятся. Можно было свободно купить цветы и на рынке, но такими средствами Берестов не обладал.

После нескольких часов безуспешных упражнений с телефоном Берестов выехал в один из магазинов у Московского проспекта, казавшегося ему спокойным и тихим. То, что он увидел, повергло его в тихое отчаяние и мгновенно появившуюся зубную боль.

У крыльца толпились с полсотни людей, а дверь в магазин была плотно закрыта, на стекле висела мятая серая бумажка с надписью «Цветов нет». Берестов зашел через подворотню к заднему ходу, но здесь народа оказалось еще больше, и он не стал прорываться внутрь.

Вернулся в штаб и продолжил периодически звонить по новым адресам, которыми его снабдил Золотов.

За этим занятием его и застал вошедший в приемную Валерий Чекан. Он несколько минут наблюдал, как Берестов ожесточенно вращает диски телефонов, а потом сказал:

—   Бесполезно, Вадим, брось. Если у тебя нет второго личного телефона заведующего, то зря стараешься. Они тебе ответят, в лучшем случае, вечером, когда на самом деле продадут весь товар. Ответят, чтобы сообщить – приезжайте завтра.

—   Так что, просто сидеть и ждать?

—   Не надо ждать, поехали со мной!

Цветы оказались совсем рядом, на Васильевском острове, и на все дела ушло совсем мало времени.

Время подошло к обеду и два адъютанта, отправив машину с цветами дежурному по штабу, зашли в кафе у Биржевого моста.  Здесь можно было спокойно побеседовать с кофе и блинчиками, чего не всегда удается сделать в штабе, где постоянно рядом кто-то есть.

Еще со времени разговора с Золотовым о Марине Берестова не покидали невысказанные вопросы, которые требовали своего ответа, но задать их было некому. Поэтому, в кафе - во время обеда и потом при неспешном переходе на левую сторону Неву Вадим действовал по принципу «У кого чего болит...». Не показывая, впрочем, истинную подоплеку своих интересов.

Чекан вспомнил свои курсантские годы и родное общевойсковое училище, находящееся недалеко от этого кафе. А дальше воспоминания перенесли его на свою свадьбу и регистрацию сына в ленинградском «Дворце Малютки».

Вадим сказал, что его дочь тоже получила свою первую медаль «Рожденной в Ленинграде» в этом дворце и как-бы невзначай спросил, что Валера думает о браках по расчету.

Чекан сразу усмехнулся, подчеркивая полную несерьезность этого вопроса:

—   А что тут думать, Вадим? Такие браки не могут быть крепкими, расчет он и есть расчет. Любви нет, а деньгами разве склеишь что-то крепко?

—   Согласен. А вот если этот расчет осуществляется  на высоком уровне. Ведь должны же сдерживать какие-то высокие должности родителей.

—   Должны, но не обязаны. Кстати, в большинстве своем такие браки и осуществляются на высоком уровне.  Ну, что могут делить сын инженера, например, и дочь учительницы. Или сын хлебороба и дочь свинарки?

—   И часто, как считаешь?

—   Думаю, что да. В наше время ситуация в этом плане здорово изменилась в сторону расчетов, браки делаются по родительским интересам. Появляются фамильные,  партийные, производственные  интересы. Есть разные другие причины, по которым в этот круг просто не хотят пускать посторонних. Хорошо это или  плохо – сложный вопрос.                        —   Может ты говоришь о разных уровнях образованности?      

—   Нет, Вадим, университеты здесь ни при чем. Видимо, главная причина в том, что в этих кругах просто не хотят показывать уровень своих доходов.

—   Понятно, надо сохранить лицо «слуг народа».

—   Вот именно. Но нам не должно быть до этого дела. —    Чекан перегнулся через перила Дворцового моста, глядя на серую воду, таящую под собой большую глубину.

—   Вспоминаю, Валера, картину «Неравный брак», но никакой ассоциации нет.

—   Правильно, там была совсем другая ситуация: жених-старик, невеста-бедная девушка. Сейчас, в основном, подходят по возрасту, по внешности. Только у военных бывают исключения.

—   Чем это военные выделились?

—   Вот мы затронули брак по расчету. А ты слышал о так называемом  «браке  по заказу»?

—   Это, наверное, связано со свахами, брачными объявлениями.

—   Напоминает, но очень отдаленно. Здесь в роли свах выступают представители крупных начальников, на уровне министров, начальников главков и повыше. А для роли женихов как нельзя лучше подходят наши славные офицеры. Это здоровые закаленные люди, спартаковцы. Желательно выпускники академий, и, конечно, холостяки. Перед выпуском к ним подкатываются солидные дяди и начинают обрабатывать: обещают место для службы в Москве и квартиру в обмен на женитьбу. Невесту, естественно до поры до времени не показывают. Договор заключается строгий – дороги назад нет. Кто-то соглашается и женитьбой доволен, потому, как и не мечтал остаться в столице. А кто-то сначала доволен, а потом всю жизнь мучается, только вида не подает. Невеста оказывается с серьезными физическими недостатками или психически неуравновешенными  или ужасно уродливой  - варианты для жениха попадаются разные. И живет он в золотой клетке, под крылом высокого  тестя, но не может никому показать свою жену, как «лягушонку в коробчонке».

—   Незавидная судьба, —   покачал головой Вадим.

—   Сами выбирают, в добровольном порядке.

—   И сколько таких в Москве, интересно.

—   А кто их считал, Вадим...

Мимо пронеслась «Чайка» с золотыми кольцами на крыше и повернула направо к Сенатской площади. Счастливые улыбки молодых вырвались из-за стекол наружу, освещая пасмурный день светлыми бликами.

Вадим посмотрел вслед машине и понял, что теперь, после беседы с Чеканом, свадебный призыв «Горько!» будет иметь для него новый смысл с привкусом настоящей горечи.